И рука старухи даже невольно потянулась к седым волосам племянника, словно бы желая погладить и успокоить взволнованного Богдашу, как она это делала в годы его детства.

– - Так, все уж тебе ведомо, боярыня?

– - Все не все, а с пол всево. Все -- Богу единому ведомо... Што ты толковать собирался? Сказывай.

– - А што с пути стал сбивать меня Артемошка проклятой. Ранней -- видимое дело было: Наташку свою в Царицы подсаживает... А ноне, как Дунька Беляева царю в очи кинулась, он первый просить стал Алексея: пустил бы Наталью с верху домой. Жена-де по ей скучилась. Надо-де будет, так ее на повторны смотрины привозить станут... А про Дуньку Беляеву одно и ладит: хороша девка и, видать, здорова. Годна царицей быти... Вот каку песню змея лукавая Артамоныч завел. Энто одное. Другое -- тово лучче. Ведомые приятели они со Стефанком с Гадиным да с Гутменчем, с лекарями. Вместях колдовство да ведовство творят да нечисть всякую. Словцо бы единое Артемошке молвить, и обое, нехристи, забракуют Беляеву. Хвори в ей найдут. А я анамеднись пытаю Гадина: "Што за девка Дунька? Царицей гожа ль быти?" -- "Ништо, -- говорит...
– - И тебе скажу, што дяде ее сказывал: всем взяла".
– - "Руки малость тонки", -- сказываю я ему. А он мне: "Ништо!
– - в терему в царском попухлявеет, пооткушается...".
– - "А где, -- пытаю, -- видел ты Беляевой дядю? Ай у тебя был, со слезами забегал?".
– - "Нет, -- бает хитрый немчин, -- на перекрестке стрелись... У мучного ряду, на Тверской...". Поезд, вишь, боярина Матвеева путь загородил. А из свиты бояриновой к ему, к Гадину и подьехал Беляев. Поклон отдал, назвал себя. Говорит Ивашка Беляев Гадину: "Слышь, господине, бают, ты невест царских глядишь. Мою племянную не похай. Сирота она беззаступная...". Лекарь ему бает: "Нешто я знаю, хто твоя племянница. Нам девок кажут, а имен не выкликают, сорому девкам не было бы...". А Ивашка Беляев сызнова: "Моя Дунька тебя знае. Станешь ее глядеть, она середним перстом тобе ладонь нажмет... То она и есть..." Вот што мне Гадин сказал. Вишь, каки петли вороги стали метать... Хоть и нам бы с тобой впору, старым воробьям ловленным, боярыня...

– - Так, так, так... А далей што?..

– - Далей... Али мало тебе, боярыня? Видимо дело: петли мечет проклятый еретик, заморская птица... Ровно угорь, склизкой. И не ухватить ево никак. Наладит все по-своему: буде ево Наташка царицей Московской, а он первым и в Думе и на Москве... Да ничем мне до тово дожить, -- внезапно багровея от ярости, вдруг хрипло заговорил Хитрово, -- лучче я душу задам диаводу, лучче...

– - Ну, коли так Матвеев тебе не люб, боярин, Шихиреву не чини помех. Пущай ево Овдотья до доброго дела дойдет, -- словно не замечая ярости племянника, спокойным голосом заметила старуха.

Спокойное замечание словно холодной водой обдало честолюбца. Сдержавшись всей силой воли, он передохнул немного, чтобы сгоряча не сказать чего-нибудь слишком обидного для старухи-тетки, но все-таки не вытерпел и через несколько мгновений заговорил с холодной злобой:

– - Кабы не знал я, сколь умна ты, матушка Анна Петровна, так бы подумать можно: либонь тебе голову заметило, либонь ворогов наших сторону держать сбираешься... Да нешто неведомо тобе, сколь много тех недругов у всево роду у нашево? Еще коли хто из своих, из боляр родовитых, верх заберет, хоша и буде поруха чести, да жить можно тода. Свой своему глаз не клюет. Вон, нас, бояр думных с окольничими да с печатниками, с дьяками с думными, кои все дела государские вершат, все Приказы московские ведают, таких наберется десятка три с небольшим. Четырех десятков не буде. Каждый, как может, живет и другим не мешает. Похлебников у каждого, друзей да родни немалое число. Потому, сама знаешь: без людей дела не сделать. Они и в послугу идут, и вести дают, какие надобны... А со стороны хто втешется в наш обиход, все порушит. Своих людей наведет-натащит... Места очищать почнет, волей-неволей старых повысадит. И между своими свара пойдет, всякому уцелеть захочется, другова за порог пихнуть... Вины друг на дружке искать станут, поклепы возводить почнут. Чево и не было -- приберут... Да и правдивых вин немало найти можно. Вестимо: един Бог без греха... Не то, гляди, почета, власти и худобы последней решиться можно да и жисти с тем заодно. Либонь в опале где, в избе курной наместо дворца царского издыхать доведется. Как же тут чужака пущать? Неужто, боярыня-матушка, изволила забыть про то все, что сказываю тебе?!

– - Я-то не забыла, племянничек! Да ты, видать, овсе позабыл, хто тея тем азам учивал, коли мне свои азы пересказывать стал, -- также невозмутимо сказала старуха, укоризненно покачивая головой.
– - Али от опаски и не ведаешь, што творишь, што говоришь? А? Слышь-ко, Богдаша!

Хитрово смутился. Действительно, самой главной, если не единственной его наставницей в придворных делах и затеях была эта самая тетка, к которой и сейчас он явился за добрым советом.

Только привычка к верховенству, к наставлениям, которые он, в качестве царского дворецкого и влиятельного вельможи, рассыпал всегда и всюду, эта властная привычка завела боярина впросак, и он прочел ненужное наставление собственной наставнице.

– - Ну, што уж... Ничево я не забыл, -- собирая всю бороду в руку и покусывая ее пушистые концы, отозвался, хмурясь, боярин.
– - Кинем все... Ты, мать Анна Петровна, дело скажи! Как мыслишь? Чем бы тута беде помочь? И Беляеву Овдотыо застенить... И Артемошку с рук посбыть, проклятова! Нет ли пути-выходу? Вот. Немало выручала ты, государыня-матушка, и меня, и весь род наш. Може и теперя што порадишь? Челом тебе бью...

– - Не труди, не гни шею свою толстую боярскую, Богдаша... Для племянника и без челобитья, што умею -- сделаю... А, гляди, и самому тебе придется умом пораскинуть, помогать делу как-никак...

– - Да я што... Да ты... Слышь, родная, глазком наметай лих... А уж я... В щепу расшибусь, а сделаю, коли што надо... Надумай лих...

– - Думой тута никак не помочь. Надо тут по-старому, как по-бывалому... Гляди, не впервой таки грозы и над нами, и над иными родами заходили-собиралися. Да Господь относил. О-хо-хо... Чево-чево я в энтих стенах за энти полвека, что здесь прожила, навидалася... Да... Помнится мне, вот так же, еще при покойнике, при отце Алешином... Ну, да про то не время и поминать. Вишь, тебе как лик-то свело! Ровно три дни не спал -- пировал али оцту заместо вина хватил... И сед, а молод ты духом, Богдаша. Покою, да ровноты в тебе нет... Ну-ну, не стану журить... Скажу, что тебе надобно... Пока я жива, послужу роду нашему. Вот, как умру, к кому за советом пойдешь ты?.. и все наши... Ну, да не о том речь... Вот, скажу я тебе, что раз у батюшки было у мово, у Петра Данилыча, помяни, Господи, душеньку ево во царствии Своем... Собака была данская... Псище матерой, злющий. Не то свою скотину -- и псарей рвал! На цепи на толстой держали ево. Ни на охоту, никуды... Зверь бешеный, а не пес был. Думали-гадали, што с им учинить? И надумали. Слышишь ли меня, племянничек?..

– - Слышу, слышу, -- запасаясь терпением, ответил Хитрово. Он знал, что старуха, начав какой-нибудь рассказ из прошлого, хотя бы и не идущий к делу, не любила, если ее прерывали или не слушали.

– - Вот, сказываю тобе, и надумали. Волки зимой завелися под усадьбой... Не то овец али бо мелку скотину норовят зарезать, -- на табун кидаются, коли на водопой поведут... И надумал батюшко-покойник... Ночью спустил с цепи пса. И приманку за усадьбой раскидал. Целу тушу конску разрубил. Пал конь один. Што ж бы ты думал? Поутру, глядят: волков штук шесть либонь семь загрызено лежит. И пса волки так искусали, што до полудни не выжил. Только волки с той поры уже так не налетывали. Подале от усадьбы держалися. Задал им страху пес тот. Вот и подумай...

– - Гм... Думаю и то... Хто же тут волк выходит, хто -- пес. Артемошка али дворянчик оголтелый, бездомный, што со своей племянницей, с Овдотьей подсунулси, энтот Жихарев, Ванька... Э, да все едино... Главно дело: как стравить их, штобы погрызли они скореича друг дружку... Вот энто-тово... Энто -- поразмыслить надобе.

– - Немного и думать тут. С девками, с невестами, обое пролезть хотят. На том и стравить их... Не на чем ином... Вот баял ты: своих людей у тея много. Во дворце такие есть ли... На ково бы как на себя положите веру можно?