— Купила. Подержанный, но в отличном состоянии «Вольво». Я редко в нем езжу, особенно в час-пик.

Я быстро снял с себя те детали одежды, которые, по моему мнению, мешали медицинским манипуляциям, и лег на диван.

— Это еще что такое! А ну, поворачивайся! Чего это ты тут разлегся!

— По-моему прививку от столбняка колют в живот, под кожу… Нет?

— Не обязательно. Я «в живот» не умею. Давай руку… Вот так. Через три недели сделаем еще так же. Сначала вводят под кожу один кубик столбнячного анатоксина, а потом через полчаса в другой участок тела я тебе вколю противостолбнячную сыворотку.

— Это, что, ты через полчаса будешь меня еще колоть? И куда? Где этот «другой участок тела»?

— Да, буду, но другим шприцем. Мне понадобится плечо другой руки или половинка твоей задницы.

— Откуда ты все заешь и все умеешь? Ты медсестра?

— Я — фельдшер. Сразу после с восьмого класса я поступила в медучилище, еще там, в Питере.

— Значит ты — профи? Не знал.

— Ты еще многого про меня не знаешь. Так вот, после медучилища, я поняла — от судьбы не уйдешь, и пошла на юридический.

— А при чем тут судьба?

— Мои родители — оба следаки. И, между прочим, в медицине, как и на юрфаке, родители — совсем не последний фактор. Определяющий, можно сказать.

— Они сейчас где? В Питере?

— В Питере…

Потом она старательно чем-то промыла, и умело обработала рану на моем поврежденном пальце, и, что-то бормоча, наложила повязку, закрепив ее каким-то буржуйским пластырем. Аптечка у нее действительно оказалось классная — всякими лекарствами и мелким медицинским оборудованием было занято полшкафа. По-моему, при острой необходимости, тут можно было бы осуществить даже несложную хирургическую операцию.

— А где ты всякое разное барахло хранишь?

— Я барахло не храню. Я его выбрасываю. А часть вещей здесь, часть — в шкафах прихожей. А почему ты спросил?

— Интересно же. Лично мене всегда мешало обилие ненужного хлама, выбросить который рука не поднимается. А как только выкинешь какую-нибудь много лет неиспользуемую вещь — так она понадобиться на следующий же день.

— У меня такого не бывает никогда. Если мне чего-то нужно — иду и покупаю. Или заказываю.

Мы отправились на кухню, чего-нибудь поесть. Кухню Валентина тоже сменила. Но кроме новой обстановки и раскраски стен (стены она выкрасила в черный цвет) меня поразило какое-то сооружение у стены, накрытое черной непроницаемой тканью. Сначала я решил, что это еще один тренажер, которому не хватило места в комнате. Обратившись к Валентине с немым вопросом, я был тут же удовлетворен ее действием. С довольным видом, она сдернула покрывало, и моему взору предстал новенький мотоцикл. На его сверкающем боку красовалась надпись — «Suzuki GSF 1200S Bandit». Это была серийная модель, но абсолютно черного цвета, даже те части машины, которые, как правило, сверкают металлическим блеском, тут имели безупречно черную матовую поверхность.

— Ну, ты даешь! — только и мог сказать я. — Ни фига ж себе!

— Это Сузуки джи-эс-эф тыща двести эс бэндит, — годро произнесла моя знакомая.

— И что этот «бандит» может?

— Много чего может. Мощность — девяносто восемь лошадок, максимальная скорость — двести тридцать кэ мэ, время разгона до ста кэ мэ — три секунды! У него четыре цилиндра и…

— И ты все помнишь! А почему он весь черный?

— Ну, так! Я вообще люблю черный цвет.

— А бензином от него не пахнет?

— Видел вот это? — Она показала на приделанный к стене изящный белый прибор. — Очищающий кондиционер. Но я редко когда держу своего «коня» на кухне. Вообще-то обычно он у меня в гараже. Там и охрана, да и места побольше. Я тут недалеко арендовала гараж…

— С ума сойти! Но как ты вообще его отсюда вытаскиваешь? А как втаскиваешь? Ведь ты живешь не на первом этаже, а этот «бандит» наверное, килограммов двести весит!

— Двести двадцать. Ничего, я сильная девушка. Грузовой лифт нам уже починили. Видел пандус в подъезде? А подъемник для инвалидов? Я организовала! Сначала наши жильцы пытались скандалить, но я им популярно объяснила, что есть закон, согласно которому все жилые дома Москвы должны быть оборудованы пандусами и подъемниками для инвалидных колясок.

— Есть такой закон?

— Есть-то он есть, только почему-то не работает. А если и работает, то уродливо как-то. Но нашему домуправу такие мелочи знать необязательно. И потом, я ему обещала, что буду защищать интересы нашего дома в суде бесплатно!

— И он поверил? — с сомнением спросил я.

— Я не вру. Ведь это и мои интересы. Жрать-то будем? А то я сейчас помру с голоду.

Мы немного перекусили. Поскольку Валентина никого к себе не ждала, то обеда, как такового у нее не имелось, были готовые салаты, холодное мясо, апельсиновый сок, йогурты.

Через полчаса она мне скомандовала:

— А теперь, — фельдфебельским тоном приказала Валентина, — быстро ложись на живот, и приспусти свои джинсы.

— Может лучше в плечо? — вяло возразил я.

— Давай, давай! Я знаю, что делаю.

— О господи, я уже и не думал, что мне еще когда-нибудь доведется снимать перед тобою свои штаны… Ой! Больно же!

— Потерпи уж, все закончено. Расслабиться надо было.

— Так больно колют только от внутренней вредности и внешней ядовитости. Я всегда говорил…