— Что это за молитва? — спросил вполголоса Маккенна.

— Не молитва, — отвечала Малипаи. — Это песня. Ты должен бы её знать, Синие Глаза. Разве ты не различаешь слов? Он поёт её для тебя. «Зас-те, зас-те, зас-те», снова и снова. Это песня смерти.

— Мать, — простонал Маккенна, беспомощно глядя на скорчившуюся, побелевшую Фрэнси, — куда нам деться?

— Я не знаю, Синие Глаза. Я довела вас до этого места.

— Твой нож у тебя, мать?

— Чёрт! Нет. Я уронила его, когда подняла твоё ружьё.

— Господи! У нас нет даже ножа!

— Ба! Не было и у Адамса, и у Дэвидсона.

— Мать, у тех были ружья!

— Ну, значит, у Брюйера. У того не было даже зубочистки, когда он забился в дыру вон там!

Согнув костлявый палец, она указала поверх плеча на скалу позади них, и глаза Маккенны прищурились.

— Вот оно! — прошептал он. — Эта расщелина, там, на Обзорном Локте. Она спасла Брюйера. Быть может…

— Не разговаривай, вперёд, — посоветовала старуха, подбирая юбки и подавая пример. — Но не рассчитывай на счастье Брюйера. У Хачиты только разум притуплён. Глаз у него остёр, как и топор.

— Двинули, Фрэнси — позвал Маккенна. — Мы полезем на скалу. Старая дама нашла нам укрытие.

Девушка задрожала и на миг прижалась к нему.

— Прости, что я там умничала, — проговорила она. — Я сделаю всё как смогу, Глен. Но я боюсь до ужаса.

— Лезь, — велел Маккенна, — и молись.

Начался подъём по Z-образной тропе. Маккенна уже одиннадцать лет лазил вверх-вниз по таким кручам и был сильным, мускулистым человеком в расцвете сил. Фрэнси Стэнтон была из породы крепких женщин, способных не уступить многим мужчинам, к тому же в ней играл запас юных сил. Но старая скво не могла поддержать их темпа и, задыхаясь, отставала всё больше и больше.

Вблизи Обзорного Локтя Маккенна мог, глядя вниз, охватить взглядом тропу на семьсот футов. Он видел и Малипаи, и Хачиту. Он понял, что, если станет дожидаться старую даму, не останется времени на то, чтобы спрятать Фрэнси в расщелине Брюйера. Он знал также, что, когда приходится делать выбор, его делают не в пользу стариков. На его счастье, Хачита избавил Маккенну от этой необходимости.

— Престарелая мать, — позвал великан воин, — тебе не нужно убегать от меня. Ведь ты несмешанной крови. Я не обижу тебя. Подожди же меня. Остановись! Не будь среди этих белых людей, когда я их настигну. Ну, пожалуйста, престарелая мать…

Маккенна видел, как старуха остановилась. Она оглянулась на взбирающегося апаче, потом вверх, на крутую тропу, где стоял Глен Маккенна. Махнула ему рукой.

— Беги, Синие Глаза! — прохрипела он. — Я налагаю на себя право на-вел-кот-ка-эл-кек. Ты знаешь этот закон.

Маккенна знал его. То было правило апачей, которое позволяло тяжелораненым отстать в бегстве, чтобы задержать врага. В крайних обстоятельствах последнее слово было за претендующими на это право. Малипаи была невредима, но её престарелые лёгкие отказывали ей, а шаткие ноги дрожали от невероятного утомления. Бородатый золотоискатель махнул рукой в ответ.

— Мы слышали тебя, мать. Адиос…

Он поднялся и заковылял наверх. Лёгкие болели и у него, в его собственных коленях и бёдрах тяжко стучала кровь. Но Фрэнси ожидала его у Обзорного Локтя, и с ней всё было в порядке, а расщелина Брюйера и желанное спасение находились теперь всего лишь за следующим, верхним поворотом Z-образной тропы.

— Старуха осталась сзади, спорить с Хачитой, — объяснил он, задыхаясь. — Он её не тронет.

— Я не пойду, — ответила девушка. — Только с ней.

— Она сделала это ради тебя. Пойдёшь! Давай!

— Нет, не пойду!

Маккенна сильно ударил её. Он едва не сбил её с ног. Только молодая, упругая сила удержала её на ногах. Она стёрла кровь с лица, глядя на него.

— Вперёд, — повторил он. — Игра окончена, мисс. Лезь наверх и, чёрт побери, не оглядывайся и не разговаривай.

Она всё ещё не двигалась, теперь от оцепенения, но он не мог позволить себе слабости. Он повернул её спиной и подтолкнул вверх по тропе. Она пошатнулась и едва не упала опять. Он тут же оказался позади и вновь внушительно толкнул её. На этот раз она упала, а он оказался поверх неё, словно кот. Он буквально подбросил её вперёд, на тропу, шлёпнув рукой по ягодицам и бранясь.

— Да двигайся же, чёрт возьми! — заорал он. — Я не намерен помирать здесь, любуясь, какая ты храбрая.

Она побелела как бумага и начала плакать. Но побежала, а он за ней, не позволяя никакому сбою сердца замедлить шаг. Всё, чего он сейчас хотел, — это жить. Жить и вытащить эту своенравную сироту из каньона назад, к любой фронтирной семье, которая окажется достаточно глупой, чтобы принять её. Он знал, что все ставки против них. И знал, сыпля проклятьями и пробивая путь к первой из обрушенных глыб расщелины Брюйера, позади рыдающей девчонки по имени Стэнтон, что именно придётся сделать, чтобы побить эти ставки и остановить почти верную смерть, которая надвигалась столь неотвратимо, с таким страшным молчанием по пятам.