Примерно в полдень следующего дня Макси отправился «шпионить» за шлюхами, ну а я решил, что настало наконец время взглянуть на Элиазара Врассуна. Я еще никогда не видел этого выдающегося человека, но сейчас мне почему-то показалось очень важным поглядеть на него. Я стоял в гуще попрошаек напротив офиса Врассуна. Два хорошо вооруженных сикха оттеснили толпу на противоположную сторону улицы. Меня это вполне устраивало, поскольку я находился здесь не для того, чтобы просить милостыню, а чтобы смотреть и видеть.

По направлению к входу в офис Врассуна ехала карета, запряженная двумя крупными лошадьми, кучер орал на зевак, которые, как ему казалось, расходились недостаточно быстро. С бешеным ржанием лошадей и скрежетом ручного тормоза карета остановилась у подножия мраморной лестницы.

Я подскочил куличному газовому фонарю и проворно вскарабкался по его столбу.

«Так я тебя лучше разгляжу», — со злорадством подумал я.

Но раньше, чем я успел порадоваться собственной сообразительности, Элиазар Врассун уже появился на лестнице. Рядом с ним шли четыре его сына, а всех их окружали шесть охранников из числа сикхов, которые внимательно следили за тем, чтобы к их господину не прикоснулся никто из черни.

Врассун-патриарх спускался по ступеням медленно, словно направляясь на вечернюю прогулку. Оказавшись на мостовой, он поднял глаза вверх. Мне показалось, что он смотрит прямо на меня. Казалось, он готов улыбнуться, но внезапно его взгляд стал жестким и колючим. Врассун указал костлявым пальцем на меня. Сердце мое ушло в пятки. Взгляд этого человека был полон ненависти, он будто резал меня на части, и я каким-то образом вспомнил, что уже видел его, но в другом месте. В спальне! Вот только в чьей спальне?

Через неделю, на закате, я снова оказался возле конторы Врассуна и увидел там своего отца. Это удивило меня, поскольку тот меньше чем через час должен был быть на работе.

Несмотря на жару, на мужчинах, выходивших из здания, были цилиндры и шерстяные костюмы. Наконец из конторы вышла кучка молодых курчавых мужчин, а за ними — богато одетый пожилой человек, Элиазар Врассун. Мой отец шагнул вперед, но его сразу же окружили молодые спутники патриарха.

Я услышал, как мой отец умоляющим голосом просит:

— Пожалуйста! Умоляю, всего одно слово!

— Пусть говорит, — глубоко вздохнул Врассун.

— Благодарю, — улыбнулся отец. — Благодарю вас, сэр.

— Что ты хочешь сказать мне, Хордун?

— Моя девочка…

— Какая девочка? — Последовала напряженная тишина. — Повторяю вопрос: какая девочка? Может, работа, которую я тебе дал, непосильна для тебя? Может, человек помоложе больше подошел бы на это место?

— О, нет! Нет, ваша честь. Я лишь пошутил. Это жара виновата…

Врассун-патриарх улыбнулся и, поправив шляпу на голове, повернулся к поджидавшей его карете. Я бросился домой.

На следующий день Врассуны перевели отца на другую работу. Он стал ночным грузчиком и теперь таскал неподъемные ящики в их складах. Отец превратился в старика. Я не помню его молодым, а может, он никогда им и не был. Моя мать усыхала на глазах. Она была больна, когда мы приехали, и болезнь с каждым днем прогрессировала. А теперь мать вдобавок ко всему еще и тронулась умом. Она непрестанно звала кого-то по имени Мириам. Это стало последней каплей, переполнившей нашу с Макси чашу терпения. Мы устали нищенствовать: я — собирать мелкие монеты, он — продавать свою кожу. Поэтому сегодня мы попрощались с нашими родителями. Папа был слишком уставшим, чтобы возражать, а мама — в том полубредовом состоянии, в котором она находилась, — по-моему, вообще не поняла, что я ей сказал. Мы собираемся направиться вверх по Гангу, в сторону Гаджипура. Но не раньше чем заберем принадлежащее нам у задней двери конторы Врассуна.

Ночной воздух Калькутты наполнялся запахом готовящейся на кострах пищи. Жара раннего лета еще не выпустила из своих лап большой город, поэтому на его грязных улицах почти не было людей. Над темным бульваром, где стояли Ричард и Макси, плыла монотонная мелодия.

— После того как мы сделаем это, вернуться сюда мы не сможем уже никогда, — проговорил Ричард. — Ты понимаешь.

— Ты утверждаешь или спрашиваешь?

— Утверждаю.

— Ни к чему. Я понимаю, что если мы обворуем Врассунов, то нам лучше смыться из их города. Думаю, это единственный вариант. А ты как считаешь? — В темноте блеснула белозубая улыбка Макси, и он добавил: — Особенно если курьер Врассуна получит телесные повреждения.

— Макси, мы собираемся только взять деньги, необходимые нам на путешествие по Гангу до Гаджипура. Поэтому никакого насилия.

— Ага. Ты уже говорил. Уже говорил, — повторил Макси. — Но что, если курьер не захочет расставаться с деньгами? Если он испугается гнева Врассунов больше, чем нас, и станет сопротивляться?

— Не станет, — ответил Ричард, подводя черту.

— Хорошо, пусть будет по-твоему: никакого насилия, просто ограбление.

— Правильно, Макси. Только ограбление!