— Лезешь, — сказала она. — Не мешай мне дышать полной грудью.

Но можно ли ей было довериться? Что, если он ослабит бдительность и обнаружит ее как-нибудь ночью в саду рвущей на себе волосы и воющей на луну? В конце концов, не Босуэлл, не Фиак, не Лора, а он был ее главным опекуном. И случись что, склеивать осколки придется ему.

В воскресенье, словно чтобы убедиться, что заклинание работает, Клэр потребовала вместе пойти в карьер. На этот раз они прихватили купальники — Клэр взяла у Фрэнки закрытый костюм тигровой раскраски, а Клем разыскал пару старых, растянутых плавок Рона. День выдался прохладный, и в карьере было тихо, только двое тощих мальчишек ныряли с камней да какая-то татуированная девушка в бикини целовалась со своим парнем. Клем и Клэр медленно плавали кругами в разных направлениях. Когда они встретились второй раз, Клэр сообщила о своем плане.

Клем слушал, остановившись в метре от нее, перебирая в воде ногами.

— В пятницу приедут Рэй, его мать и Фрэнки.

— Я знаю.

— Я собираюсь готовить.

— Готовить?

— Обед готовить, в субботу. Мы можем обедать в саду.

— На даче?

— Приготовлю лосося, — сказала Клэр, — Давно мечтаю.

— Но, кажется, Лора собирается что-то делать?

— Хватит уже Лоре работать.

— Но это же уйма дел! — сказал он.

— Не ты же будешь готовить. Так что тебе должно быть все равно.

— Давай поговорим об этом дома.

— О чем тут говорить? — прогибаясь назад и уплывая от него, сказала она. — Все уже решено.

Но на следующей неделе пошел дождь. Вода из поломанных желобов текла по стенам дачи, пятно рядом с ванной потемнело и расползлось. Во вторник Клэр провела весь день в спальне и только вечером, угрюмая, рассеянная, со следами прежнего испуга в глазах, спустилась вниз. Клем приготовился к худшему (он же догадывался, что так оно и будет), но в среду ее настроение улучшилось, а утром в четверг, когда Клем заваривал кофе, Клэр появилась на кухне в плаще.

Она сказала, что ей нужно в Бат. Что она хочет купить там рыбу, да и еще кое-что им понадобится. Хорошее вино, например. «Сансер», белое бордосское. Клем махнул рукой на окно, по которому барабанил дождь.

— Либо ты, либо автобус, — сказала она.

— На автобусе ты будешь добираться часа два, а то и три.

Она пожала плечами.

— Кофе-то я хоть могу допить? — спросил он.

Сомневаться не приходилось — это была прежняя Клэр, Клэр его детства. Чем больше ее отговаривать, тем больше она будет настаивать. Да и зачем отговаривать? Клем выпил кофе (она не сводила с него глаз), потом пошел наверх за курткой и ключами.

В Бате они купили зонтик, потом рыбу — выращенного на ферме, но экологически чистого лосося, свернувшегося дугой в рыбном отделе местного универсама. Лосось был дорогой. Клем предложил свою последнюю полученную в Данди шотландскую двадцатку, но Клэр заплатила карточкой, и за вино тоже, и за мороженое, и за полдесятка баночек с косметикой. В книжном магазине на Милсом-стрит она, с голодным, жадным блеском в глазах, купила книги — историю Франции девятнадцатого века, роман Жорж Санд и новое издание «Застольных бесед» Кольриджа, такое же дорогое и тяжелое, как лосось.

Они уже почти вернулись к оставленной на подземной стоянке универсама машине — Клэр с зонтиком в руке, Клем с покупками, — когда Клэр остановила его у парикмахерской на главной улице.

— Тебе тоже не мешало бы постричься, — сказала она. — Смотри, зарос, как бродяга, и сам не замечаешь.

Дразнит, подумал Клем, но она втолкнула его внутрь. Парикмахеры в синих фартуках сидели в откидных креслах и читали газеты. Посетителей не было — дождь, середина рабочего дня, — поэтому ждать Клему не пришлось.

— Выходной? — спросил парикмахер.

— Угу, — ответил Клем, ожидая вопросов о том, от какой работы он отдыхает, но их не последовало, и он закрыл глаза, предоставив мастеру наклонять его голову пальцами, пахнущими никотином и различными брадобрейскими маслами и притираниями.

Когда со стрижкой было покончено, Клем оказался неотличим от остальных присутствующих в парикмахерской — надень на него фартук, и он совсем бы затерялся. Это его позабавило, и, когда они со всеми покупками и с новой прической вышли под дождь, он решил, что Босуэлл прав. Почему бы и не поверить своим глазам? Допустить, что как оно кажется, так оно и есть. Ожидание худшего, пессимизм — куда они его привели? В витрине магазина Клем увидел их отражения — два призрачных покупателя, высоких, довольно элегантных, на забрызганной дождем улице.

— Может, позвоним вечером отцу? — спросил он.

Она помотала головой:

— Я не знаю, что ему сказать.

— Сомневаюсь, что это так важно.

— Конечно важно.

— Сомневаюсь.

— Мне думать противно, что он начнет быть добреньким. Прощать меня.

— Ему не за что тебя прощать.

— Уж он что-нибудь отыщет.

— Он на тебя не сердится.

— А ты?

— Мне-то за что сердиться?

— Что приходится присматривать за старшей сестрой.

— Клэр, никто на тебя не сердится.