Я пришел в себя около дома соседа, на своей улице, напротив его сада. На скамейке у двери дома стояла плоская чаша с крохотным деревцем, сосной-бонсаи. Вдруг что-то словно лопнуло у меня внутри. Ворота были не заперты, поэтому я на цыпочках вошел в сад, взял чашу и унес с собой. Дома я вынес ее на балкон и бережно удалил опутавшую сосну проволоку. Этот ублюдок намотал на крохотное деревце двадцать футов металла! Я залил ее чашу водой, погладил веточки и только потом пошел спать.

На следующий день я сказался больным. Секретарь, принявшая мой звонок, встревожилась.

— У вас, случайно, не желудочные боли?

— Нет. А почему вы спрашиваете?

— Наш последний учитель-иностранец заболел и вынужден был уехать домой. Надеюсь, с вами этого не случится. Будь осторожны в еде. Наши маринованные овощи очень острые.

— Спасибо за предупреждение.

— Кстати, вам сообщение от миссис Кусахары.

— Чего она хочет?

— Она сказала, что не сможет сегодня посетить урок. Она собирается остаться дома и заняться подготовкой к празднованию вашего дня рождения. В общем-то, странно… Ведь ей придется ждать до ноября.

Я запихнул все необходимое в рюкзак и отправился в горы. Несколько недель я не навещал рощицу, и теперь мне было любопытно посмотреть, что стало с «приманкой». Поглаживая амулет Дэниэл, думая дэниэловские мысли, я прокрался к рощице и с расстояния примерно в сорок футов выглянул из-за большого дуба. Приманка валялась на земле. Шесты рассыпались, одежда растрепалась. Казалось, какая-то гигантская рука скрутила тряпки, чтобы выжать из них все соки. Что-то прошуршало над головой, и я бросился на землю, вжимаясь лицом в грязь. Это была всего лишь птица, но я отполз назад, мысленно твердя «Дэниэл! Дэниэл! Дэниэл!», словно от этого зависела моя жизнь.

На карачках взобрался я на вершину холма, а затем направился вдоль холмистой гряды. Вскоре я взмок от пота. Подлеска там почти не было, но приходилось перелезать через бурелом из сосен и кедров, поваленных тайфуном. Тонкий слой земли покрывал камень, не давая корням как следует закрепиться. Тут и там выступал белый гранит.

К вечеру я наткнулся на огромный величественный кедр с красной корой. Он напомнил мне сикоморы, которые я знавал в Кентукки. Я представился ему и попросил разрешения посидеть под ним. «Конечно», — прошелестел он. Я вылил на землю немного воды и устроился, прислонившись к стволу. А затем объяснил ему, что происходит в Такамацу. Дерево сообщило, что согласно помочь.

Прежде чем оставить Такамацу, я купил у плетельщика циновок вязанку соломы. Теперь я скрутил небольшую ее часть в пучок около фута длиной и перевязал бечевкой. Затем сделал второй пучок, более короткий, и связал их вместе крест-накрест. Потом я разделил вертикальный внизу, чтобы получились ноги. Это любимая сторона моих занятий колдовством: работать руками. Создавать орудия моего ремесла. Не знаю, зачем я трачу время на теоретизирование. Я приземленный колдун-прикладник. Был, есть и буду. Мне нравится заниматься ремеслом в ремесле.

Я взял в руки кисть и чернила. В лесу вдруг стало тихо. Я оглянулся вокруг — что не так? Ветер перестал играть в кронах деревьев, над всем островком покоя воцарилась нервная тишина. Я осторожно развернул полоску бумаги, оторванную от одного из домашних заданий Кусахары, и окунул кисть в чернила. Думая о Кусахаре, представляя мысленно ее напудренное личико, ее дорогие наряды, ее длинные алые коготки, я написал японскими знаками имя и дату рождения. Я сделал это тщательно, точно… Чернила сверкали, как антрацит. Ожидая, пока все высохнет, я оглянулся по сторонам, почти рассчитывая, что она выскочит из-за деревьев и накинется на меня. Начало смеркаться, деревья будто смыкались вокруг. К счастью, я захватил фонарик.

Когда чернила высохли, я пропустил бумажную полоску сквозь грудь соломенной куклы между соломинками, сделав так, чтобы она крепко в них засела. Законченная фигурка оказалась перевязана лентой, словно участница конкурса красоты.

Я встал, повернулся лицом к дереву и поклонился ему.

— Простите, что тревожу вас, но мне нужна ваша помощь, — произнес я.

Ветки пошевелились: «Действуй».

В рюкзаке у меня было приготовлено три гвоздя. Больших гвоздя: по семь дюймов длиной. Такими гвоздями можно сколотить сарай. Я взвесил один на ладони, наслаждаясь его тяжестью, его значением. До той поры все, что я делал, было пассивным. Расследование, переговоры… Да, я был нейтрален, как Красный Крест! Но забивая гвоздь в ва-ранингё, я объявлял войну миссис Кусахаре. Этот гвоздь на ладони напомнил мне случай из детства, когда я выяснил, что происходит, если сунуть отвертку в электрическую розетку.

Я чуть не струсил. До той минуты теперешняя жизнь моя текла мирно и спокойно. Но тут я вспомнил о мисс Мори, терзаемой жуткими болями. Она мечется по постели, не понимая, почему ее внутренности горят огнем.

Левой рукой я приложил варанингё к дереву и вставил первый гвоздь ей в голову. Затем, вытащив из-за пояса молоток, я сильно ударил по гвоздю, так что он ушел на несколько дюймов в ствол. Снова ударил. Цок, цок, цок. Листва приглушала звук. Второй гвоздь, скользнув сквозь солому, со змеиным шорохом вошел в грудь. Третий — в живот. Пусть Кусахара попробует вкус своего зелья.