– Их родили мне прежние мои любовницы.

– Я рад за тебя.

– Они превосходные мелнибонийцы.

– К чему ты говоришь об этом, Дивим Твар? – Элрик заглянул в лицо своего друга, пытаясь прочесть его выражение.

– К тому, что я люблю их и хочу, чтобы они наслаждались жизнью на острове Драконов.

– Почему бы и нет?

– Не знаю. – Дивим Твар в упор посмотрел на Элрика. – Я хочу сказать, что судьба моих сыновей в твоих руках, Элрик.

– В моих?

– Из того, что я услышал от элементаля воды, я понял, что от твоего решения зависит судьба острова Драконов. Я Прошу тебя помнить о моих сыновьях, Элрик.

– Я буду помнить о них, Дивим Твар. Я уверен, из них получатся прекрасные владыки драконов, а один из них унаследует твою должность повелителя Драконьих пещер.

– Кажется, ты не понял меня, мой господин император.

Элрик посмотрел на своего друга и покачал головой.

– Я понял тебя, мой старый друг. Но я думаю, ты Слишком сурово судишь меня, если считаешь, что я могу сделать что-либо во вред Мелнибонэ и всему, что оно собой представляет.

– Тогда прости меня. – Дивим Твар опустил голову. Но выражение его глаз не изменилось.

Добравшись до дома, они переоделись, выпили горячего вина и поели приправленной пряностями пищи. Элрик, невзирая на всю свою усталость, испытывал душевный подъем, какого не знал уже много месяцев. Но за этим внешним его настроением, которое побуждало его говорить весело и двигаться энергично, крылось что-то еще. Дивим Твар полагал, что перспективы их явно улучшились и скоро они вступят в борьбу с Йиркуном. Но впереди их подстерегали неведомые опасности и, вполне вероятно, огромные трудности. Однако он из чувства дружбы к Элрику не хотел портить ему настроение. Напротив, он был рад тому, что Элрик, казалось, пришел в хорошее расположение духа. Они принялись обсуждать, что нужно им взять с собой в путешествие к таинственным землям Ю и Оина, высказывали предположения о вместимости Корабля, который может плыть по суше и по воде, – сколько воинов смогут они взять на борт, сколько провизии.

Отправляясь в свою спальню, Элрик уже не волочил устало ноги, как это было свойственно ему в последнее время, и Дивим Твар, пожелав ему спокойной ночи, еще раз испытал то же, что поразило его на берегу, когда Элрик начинал свою руну. Возможно, он не случайно вспомнил сегодня своих сыновей в разговоре с Элриком, вызвавшим у него чуть ли не отеческое чувство – чувство, словно Элрик был мальчиком, с нетерпением предвкушавшим какое-то удовольствие, которое, возможно, вовсе и не принесет ему ожидаемой радости.

Дивим Твар постарался прогнать эти мысли и тоже отправился спать. Элрик сам виноват в деле с Йиркуном и Симорил, но Дивим Твар спрашивал себя, не лежит ли и на нем часть вины в случившемся. Возможно, ему нужно было быть настойчивее со своим советом, убедительнее, пытаться больше влиять на молодого императора. Но потом он совсем по-мелнибонийски прогнал эти сомнения и вопросы как совершенно бессмысленные. Было только одно правило: ищи удовольствия, где только можешь. Но неужели мелнибонийцы всегда следовали этому правилу? Внезапно Дивиму Твару пришла в голову мысль: а что, если у Элрика не больная, а регрессивная кровь? Может быть, Элрик – реинкарнация одного из своих далеких предков? Всегда ли мелнибонийцам было свойственно думать только о себе и своих собственных наслаждениях?

И опять Дивим Твар прогнал от себя это предположение. Какой прок от всех этих размышлений? Мир – это мир. Мелнибониец – это мелнибониец.

Прежде чем лечь, он зашел к обеим своим возлюбленным, разбудил их и потребовал, чтобы они показали ему его сыновей – Дивима Слорма и Дивима Мава. И когда привели его сыновей, с заспанными глазами, недоумевающих, он долго смотрел на них, прежде чем отослать назад. Он им ничего не сказал, но часто морщил лоб, тер лицо и тряс головой, а когда их увели, сказал Ниопал и Сарамал, своим возлюбленным, которые недоумевали не меньше его отпрысков:

– Отведите их завтра в Драконьи пещеры, пусть начинают учиться.

– Так рано, Дивим Твар? – спросила Ниопал.

– Да, боюсь, что времени осталось мало.

Он не стал распространяться на этот счет, потому что не мог. Просто такое было у него предчувствие. Но это чувство быстро превращалось в наваждение.

Утром Дивим Твар вернулся в башню Элрика и нашел императора в галерее над городом; Элрик мерил ее шагами и нетерпеливо спрашивал, не появился ли у берега какой-нибудь корабль. Слуги убедительно отвечали, что если бы император мог описать этот корабль, то они бы знали, что именно им высматривать. Но Элрик не мог назвать ни одной приметы – лишь то, что корабль может появиться и не на море вовсе, а на суше. На нем было его военное облачение, и Дивим Твар сразу же понял, что Элрик значительно увеличил порции снадобья, которое укрепляло его кровь. Малиновые глаза сверкали, речь была быстрой, а когда Элрик делал даже самый малый жест, молочно-белые руки двигались с неестественной скоростью.

– Ты сегодня здоров, мой господин? – спросил повелитель Драконьих пещер.

– Я прекрасно себя чувствую, благодарю, Дивим Твар, – усмехнулся Элрик. – Хотя я бы чувствовал себя лучше, если бы здесь появился Корабль, что плавает по суше и по морю. – Он подошел к перилам и оперся на них. Взгляд его скользнул Сначала по водной глади, а потом по суше – в пространство далеко за башнями и городскими стенами. – Где же он может быть? Жаль, что король Страаша не пожелал уточнить.

– Я согласен с тобой. – Дивим Твар, не успев позавтракать дома, угощался разнообразными яствами, стоявшими на столе. Было очевидно, что Элрик не прикоснулся к еде.