Шрифт:
Помню, был великолепный день. Солнце после прятанья за тучами выглянуло и принялось светить вовсю, я гуляла по Щедрому и покупала любимому всякие мелочи типа галстуков и запонок… Настроение у меня было самое счастливое, и в этом расположении духа я решила зайти на место бывшей работы (я говорила, что уволилась из музея?), проведать коллег.
Музей как раз выставил новую экспозицию – «Оккультизм в Щедром», и я подумала, что не худо было бы ее осмотреть. Навстречу мне вышла новая сотрудница – Наденька. Она была вампиршей, но в музейных делах разбиралась так же хорошо, как в группах крови.
– О, Тийя! – приветствовала меня она. – Какими судьбами к нам?
– Да вот, гуляю, покупаю подарки близким.
– Это отлично! Хочешь посмотреть экспозицию?
– Конечно. Билет купить?
– Ха-ха-ха! Не ерунди. Идем.
И мы пошли осматривать экспонаты. Было очень интересно, к тому же Наденька своими комментариями делала выставку очень живописной. И тут зазвонил мой мобильник.
– Алло? – Я поднесла мобильник к уху.
– Тиечка. – Я услышала голос мамы. – Тиечка, ты где?
– Сейчас в музее древней истории, а что?
– Тиечка, ты не могла бы поскорее приехать домой?
– Мама, что случилось? С тобой, с папой, с Лекантом?
– Тийя, не волнуйся, но… приезжай поскорее.
Отбой.
– Извини, – сказала я Наденьке. – Что-то дома случилось.
Наденька хоть и вампирша, а перекрестилась:
– Дай бог, чтобы ничего опасного!
И я помчалась домой.
Дома меня встретила тишина. В комнатах, еще сохранивших запахи ремонта, было пусто. Нет, не так: в гостиной сидели родители. Вид у них был похоронный. Я дернулась, как от удара током:
– Мама, где Лекант?
– Не знаю, – прошептала мама. – Когда мы с папой вернулись из магазина, то нашли только… вот это.
И мама протянула мне сложенный вчетверо лист бумаги.
Я развернула его. Почерк Леканта – ровный, правильный, изящный. Он всегда писал первоклассно, я ему даже завидовала…
Во время блужданий в одиночестве, вдали от преданных друзей,Когда пустые, отраженные облики моих собственных мыслей появляются передо мной,Да удостоят меня Будды своей милостьюИ рассеют мой страх, ужас и трепет в Бардо.Когда я страдаю под властью плохой кармы,Да избавят меня от страданий божества-хранители.Когда Звук Реальности гремит раскатами тысячи громов,Да станут они звуками Шести Слогов.Когда меня настигнет карма и нигде нет защитника,Да защитит меня, молю, Сострадательный.Когда кармические склонности обрушивают на меня горести,Да засияет передо мной счастливый чистый свет Самадхи.«Эта искренняя молитва, несомненно, станет твоим надежным проводником. Можешь быть уверен: она тебя не обманет. Значение этой молитвы велико. Повторяй ее, и к тебе вернется воспоминание; и ты достигнешь осознания и Освобождения».
– Это из «Тибетской книги мертвых», – сказала я, держа в руках листок так, словно он был живым. – Лекант зачем-то выписал цитату из «Тибетской книги мертвых».
– Доченька, – заплакала мама, – чует мое сердце: не поженитесь вы с ним.
– Это неважно, мама, – ровным голосом сказала я. – Важно, чтобы Лекант был жив и невредим.
– Может быть, он еще вернется…
Но Лекант не вернулся.
Я ждала его каждый день, с утра до вечера. Я запустила себя, я перестала есть гипосульфит и аммоний, я не причесывала своих роскошных волос и не натиралась тальком. Родители сохли, глядя на меня. И тогда я вспомнила совет Нищего Духом: когда совсем край придет, идти к священнику Емельяну.
…Я пришла в церковь великомученика Димитрия Солунского сразу после Рождества. Возле храма стояла елка, украшенная фонариками.
– Где я могу найти отца Емельяна? – спросила я у проходящей мимо бабульки.
– Так в сторожке он, чай пьет. Туда вон иди, милая, иди.
И я пошла.
В сторожке было хорошо натоплено. Отец Емельян, тот самый священник, которого я встретила на кладбище в день своих похорон, сидел за накрытым клеенкой столом и пил чай. Я почувствовала, какая исходит от него благодатная сила. Меня бросило в жар…
– Отец Емельян, – тихо позвала я.
Он взглянул на меня и отставил кружку.
– Здравствуй, милая, – сказал он мягко.
– Вы, наверное, меня не помните, – слабея, заговорила я.
– Почему же, помню, – просто сказал священник. – Невмоготу стало, дочка?
– Невмоготу, – опустила голову я. – Я прошу вас отпеть меня. Как положено. Если нужны деньги…
– Не нужны деньги, – сказал отец Емельян и легко, словно молодой, поднялся из-за стола. – Что ж, идем в храм.
Храм был пуст, если не считать старенькой монахини, протиравшей иконы вышитым полотенцем.