Генерал-полковник Л. М. Сандалов (бывший начальник штаба 4-й армии ЗапОВО): «Значительные потери понесли также части и подразделения, собранные по приказу округа на артиллерийском полигоне для проведения опытного учения… Начало артиллерийской подготовки противника этими войсками было воспринято как неожиданное начало учения с боевой стрельбой, а то, что снаряды начали рваться в их расположении, отнесли к халатности руководства учением и, чтобы обратить внимание на происшедшую «ошибку», с артиллерийского полигона подали сигналы: световые (ракетами) и звуковые (трубами). И только когда части уже понесли большие потери, командиры и войска поняли, что началась война».

Катастрофически неудачный для советских войск исход сражений начального периода войны в значительной степени был обусловлен молниеносным разгромом немецкой авиацией. Любой очевидец, свидетель того, как немецкие самолеты гонялись не только за отдельными автомобилями и повозками, но ради развлечения и за одиночными бойцами, подтвердит, что в современной войне успешно воевать без воздушного прикрытия невозможно.

Перевооружение ВВС новой техникой потребовало переоборудования аэродромов, в частности удлинения взлетно-посадочных полос. Работа, отданная на откуп бериевским подручным, вопреки возражениям военных началась одновременно на 190 аэродромах. Отсюда, с одной стороны, замедленные темпы строительства, с другой — недопустимая скученность авиации на небольшом количестве аэродромов.

Если советским летчикам, дабы не раздражать потенциального противника, запрещали перед войной летать в собственной 10 км пограничной полосе, то немецкие самолеты разгуливали над советской территорией как хотели. За предвоенные месяцы было зарегистрировано свыше 500 нарушений нашего воздушного пространства, что позволило немцам изучить всю систему советской обороны.

Не случайно на рассвете 22 июня немецкие войска начали с одновременного, по минутам рассчитанного удара по 65 % наших аэродромов на глубину до 400 км. Конечно, бомбили, прежде всего, те из них, где дислоцировались новые машины. По немецким, вероятно преувеличенным, данным, к 23 июня было уничтожено 2852 самолета, к 11 июля-6293, к 10 августа- 10 000.

Мы признаем следующие потери: к полудню 22 июня погибло 1200 самолетов, в том числе около 900 — на земле. За три дня боев ПрибОВО потерял 921 самолет из 1210. В ЗапОВО к концу июня из 1909 самолетов осталось в строю 60. Потери КОВО только за первый день — 277 машин. Потери ОдВО, где самолеты своевременно рассредоточили, за первый день трех машин наглядно свидетельствуют о том, что ход событий мог быть иным.

После провала первых контрударов и надежд на быстрый разгром врага «малой кровью» руководство выдвинуло новый постулат — «стоять насмерть». Иными словами, неподвижная оборона, во что бы то ни стало, не допускать даже мысли о возможности отхода. И это несмотря на отсутствие сплошного фронта и постоянную угрозу новых «котлов». Сталин, оправившись от первого потрясения, все жестче централизованно сковывал инициативу командующих фронтами, то и дело, отменяя их распоряжения.

К исходу четвертого дня войны, как на правом, так и на левом крыле Западного фронта немецкие танковые соединения продвинулись в глубь советской территории до 200 км. В результате двустороннего охвата противником главных сил Западного фронта создалась угроза их полного окружения. Находившийся в штабе Западного фронта маршал Б. М. Шапошников 25 июня доложил в Ставку о создавшейся обстановке и попросил разрешения немедленно отвести войска фронта из Белостокского выступа на линию старых укрепленных районов.

Разрешение было получено, и в тот же день Военный совет фронта отдал директиву войскам на общий отход. Однако выполнить ее полностью не удалось. События на фронте развивались стремительно. Уже 26 июня передовые отряды 2-й и 3-й немецких танковых групп прорвались на подступы к Минску. Здесь они были встречены спешно выдвинутыми на рубеж Минского укрепленного района соединениями 2-го и 44-го стрелковых корпусов, руководство которыми осуществляло управление 13-й армии.

Развернувшись на фронте свыше 100 км, они в течение 26–28 июня успешно отражали атаки танковых частей противника. После двухдневных боев на подступах к Минску ударным группировкам 3-й и 2-й немецких танковых групп удалось на ряде участков прорвать оборону 13-й армии. 28 июня они соединились в районе столицы Белоруссии, перехватив пути отхода большинству дивизий 3-й и 10-й армий. Западнее Минска, в обширном районе, центром которого была Налибокская пуща, оказалась в окружении также часть сил 13-й армии.

Отрезанные от остальных войск фронта, лишенные централизованного управления и связи с фронтовым командованием, окруженные войска продолжали сражаться, сковав около 25 вражеских дивизий (почти половину состава немецкой группы армий «Центр», в том числе значительные силы ее танковых групп).

Не менее трагичная обстановка сложилась в полосе обороны 4-й армии. Воспроизведем фрагмент документа «О положении на фронте Брест-Кобринского направления». Это — записка секретаря Брестского обкома КП(б) Белоруссии М. Н. Тупицына в ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б) Белоруссии.

25 июня 1941 г.

«…Вторжение немецких войск на нашу территорию произошло так легко потому, что ни одна часть и соединение не были готовы принять боя, поэтому вынуждены были или в беспорядке отступать или погибнуть. В таком положении оказались 6 и 42 сд в Бресте и 49 сд — в Высоковском районе. В Брестской крепости на самой границе держали 2 сд, которым даже в мирных условиях требовалось много времени для того, чтобы выйти из этой крепости и развернуться для военных операций. Кроме того, несмотря на сигнал военной опасности, командный состав жил в городе на квартирах. Естественно, при первых выстрелах среди красноармейцев создалась паника, а мощный шквал огня немецкой артиллерии быстро уничтожил обе дивизии. По рассказам красноармейцев, которым удалось спастись, заслуживает внимания и тот факт, что не все части и соединения имели патроны, не было патронов у бойцов. Вследствие такого состояния с первых же дней военных действий в частях 4-й Армии началась паника. Застигнутые внезапным нападением, командиры растерялись. Можно было наблюдать картину, когда тысячи командиров (начиная от майоров и полковников и кончая мл. командирами) и бойцов обращались в бегство. Опасно то, что эта паника и дезертирство не прекращаются до последнего времени, а военное руководство не принимает решительных мер…».