Шрифт:
– А ты чего расселась, как будто на приеме в княжеском дворце? Ну, давай, шевелись! Мы не для того тебя взяли, чтобы ты прохлаждалась!
Аня покорно поднялась с кровати и направилась в коридор. Обернувшись на пороге, заметила торжествующий похотливый взгляд герра Фосса и поняла, что он очень скоро повторит свою попытку добраться до ее тела. Что она сможет этому противопоставить? Она находится в далекой, чужой и враждебной стране, где ее не считают за человека. Ее обязанность – работать до изнеможения и выполнять все прихоти хозяев. Она не может обратиться в полицию – никто не будет ее и слушать. Неужели все так плохо?
Обуреваемая мрачными мыслями, Анна отправилась вслед за фрау Фосс в большую кухню, где увидела прислугу – пожилую женщину, молодую девицу и мужчину лет шестидесяти. Они с большим интересом уставились на новенькую, прибывшую к тому же из Советской России.
– Фрау Гропп, наша домоправительница и кухарка, – представила пожилую женщину жена булочника. – Она распределяет задания по дому. Ты будешь во всем слушаться ее.
Молодую девицу, рыженькую и на редкость некрасивую, звали Гундулой, она была горничной, а пожилого господина, исполнявшего обязанности садовника, электрика и слесаря, герр Освальд.
Затем хозяйка вышла. Анна почувствовала себя крайне неуютно – на нее уставились три пары любопытных глаз. Она замерла посередине кухни. В большой кастрюле на плите что-то булькало, и Аня, ощутив аромат вкусной еды, почувствовала зверский голод.
– Есть хочешь? – услышала она вопрос кухарки. Анна кивнула. Фрау Гропп поставила на стол тарелку и сказала: – Ну, садись, русская. Ты меня хоть понимаешь?
Трое немцев, которых Анна представляла чудовищами и извергами, оказались обыкновенными людьми. Немного позже Аня узнала, что кухарка была суровой, однако справедливой женщиной, герр Освальд говорил крайне мало, а вот рыженькая Гундула оказалась настоящей болтушкой.
Анна быстро освоилась в компании незнакомых людей. Поев, она немного воспряла духом. Улучив момент (садовник отправился восвояси, а кухарка загромыхала посудой), Гундула спросила:
– Он к тебе приставал?
– Кто? – растерялась Анна.
– Ну, старый козел, герр Фосс, – пояснила та. – Ты ведь красивая, он наверняка поэтому тебя взял. Мне повезло – я не в его вкусе, и меня он не замечает, хотя вначале тоже по ляжкам хлопал. Только не повторяй ошибки, которую допустила девушка, что работала здесь до тебя.
Аня не успела спросить, что именно произошло, так как фрау Гропп заявила, что нечего прохлаждаться и пора приниматься за работу.
Дом у семейства Фосс был трехэтажный, с множеством комнат. У булочника и его супруги имелось четверо детей, все взрослые – они покинули деревню и переехали в город. Фрау Фосс обожала порядок и чистоту, поэтому требовалось убирать все комнаты ежедневно – мыть полы, протирать пыль, драить чугунную ванну. Это были обязанности Гундулы, с которыми девушка справлялась весьма успешно. На долю Анны выпала гораздо более тяжелая работа – герру Фоссу требовалась помощница в пекарне.
Потянулись однообразные, унылые дни, полные тяжелой работы и недосыпа под постоянные окрики хозяйки и плотоядные взгляды хозяина. Анне приходилось вставать в четыре часа утра и отправляться в пекарню, где ее ждал облаченный в белый фартук герр Фосс. Его супруга, вертевшаяся рядом, старалась ни на секунду не выпускать молодую русскую и своего похотливого супруга из поля зрения. И все же, когда он улучал момент, герр Фосс шлепал Аню по ягодицам, щипал за бок или хватал за грудь.
После трехчасовой работы в пекарне Анна отправлялась на кухню, где орудовали уже поднявшиеся фрау Гропп и Гундула. Там она получала завтрак и короткую передышку, после чего требовалось прислуживать хозяевам в столовой. Иногда, по настоянию булочника, Аня помогала ему в магазинчике, но чаще всего на ее долю выпадала грязная и тяжелая работа – чистить жирные противни и наводить блеск в пекарне. Она выбивалась из сил уже к полудню, однако ей требовалось продержаться до восьми, иногда до десяти часов вечера. В первое время кружилась голова, руки отказывались слушаться и невероятно болела спина, но со временем Аня привыкла к своим нелегким обязанностям.
Все было бы ничего, если бы не постоянные придирки фрау Фосс. Хозяйка, невзлюбившая Анну с первой секунды, всегда выискивала и, конечно же, находила повод, чтобы сделать едкое замечание, прочитать нотацию или попросту оскорбить. Анна, понимая, что хозяйку нельзя провоцировать, стойко сносила ее поведение, никогда не отвечала на грубость, а только, опуская голову, лепетала:
– Простите меня, госпожа. Больше такого не повторится.
Подобная покорность более всего выводила из себя фрау Фосс. Как-то она намеренно сильно толкнула Анну, несшую большой бак, полный кипятка. Мало того, что та едва не обварилась, но еще за свою «нерадивость» была лишена обеда и ужина. В следующий раз, во время еды, Анна услышала звонок – фрау Фосс требовала ее к себе. Она бегом бросилась в комнату госпожи, но не обнаружила ее там. Вернувшись обратно в кухню, к остывающей тарелке с супом, Аня зачерпнула варево ложкой и почувствовала острый неприятный запах – кто-то, пока она отсутствовала, добавил ей в еду уксуса. А день спустя она искололась, когда легла в кровать, – подушка, простыня и одеяло были усеяны булавками.
За этими страшными проделками скрывалась фрау Фосс, которая становилась все заносчивее и нетерпимее. Все, что ни делала Анна, подвергалось беспощадной критике и осмеянию. Даже немногословный герр Освальд как-то заметил, когда они вдвоем работали в пекарне:
– Старуха тебя невзлюбила. Лучше всего тебе сменить место.
Но как она могла сменить место, если практически являлась собственностью семейства Фосс! О том, что происходило на родине, в Советском Союзе, Анна узнавала из средств официальной пропаганды – герр Фосс постоянно включал в гостиной большой радиоприемник, из которого лились залихватские марши и обращения видных нацистов, в том числе министра народной пропаганды Геббельса, а по праздникам – самого Гитлера. Постоянно сообщалось о новых и новых победах немецкого вермахта, о том, что подлый враг вот-вот будет разбит и капитулирует, о колоссальных потерях советских войск и о быстром продвижении немцев в глубь России.