— Только не напрягайся сейчас! — испугался за нее Слава. — Тебе что, мало головной боли? — вопрос получился каким-то двусмысленным, и он сразу продолжил. — Это ты сама так представилась первый раз, помнишь?

— А-а, — рассеянно протянула Наташа. Потом потеряно поводила глазами и, слабо сжав его ладонь, спросила шепотом. — Что же теперь будет? Какая же я дура! Я же всех подставила.

— Ну ничего — ты же почти блондинка! А блондинкам все позволяется! — тихим голосом шутил Слава, одобрительно улыбаясь Наташе, а сам думал: «Надо как-то разруливать ситуацию. Дело, действительно, может обернуться еще тем боком!» Девушка, тем временем, зажмурила глаза, и в их уголках появились непроизвольные слезы. «Да, после такого трудно управлять собой» — подумалось Славе.

— Ты лучше расскажи, что случилось, а потом вместе придумаем, что делать, — предложил он.

— Ты помнишь… мы как-то рассуждали, что является больной фантазией в шаманских наркотических состояниях, а что может быть действительно отделенным сознанием… вот я и попробовала разобраться на себе… дура! — опять с отчаянием прошептала Наташа, делая паузы — ей было явно нелегко.

У Славы отлегло от сердца: «Значит, все-таки, это только единичный случай! И Наташа не какая-нибудь тайная наркоманка».

— Сейчас ты лучше успокойся и расскажи вкратце, что произошло, — мягко повторил Слава, слегка пожимая Наташину руку.

— Я выпросила у бывшей одноклассницы две дозы ЛСД на марках — у нее когда-то были с этим проблемы. Она мне и посоветовала: «Если хочешь сразу улететь, бери обе дозы в один прием — они старые, могут слабо действовать». Какая же я глупая — не могла просчитать: она-то на себя примеряла, а я-то новичок! Хорошо хоть Веру подстраховать попросила.

— Так, когда же ты наркотики-то приняла?

— С утра и начали, чтобы мне к вечеру выйти «оттуда». — Наташины глаза были совсем мокрые от переживаний.

— Так! Если у кого-то здесь или потом возникнут вопросы, говори, что опыт мы запланировали в соответствии с темой твоей работы. Но ты провела его самостоятельно, потому что я был занят, но разрешение тебе на эксперимент выдал, — в голове у Славы созрел план разруливания ситуации. — Ты только случайно перепутала дозировку, и вместо пятидесяти микрограмм, приняла сто, и у тебя пошел «бед-трип» из-за гиперчувствительности. Я предупрежу Веру и выпишу вчерашним днем выдачу препарата, содержащего сто микрограмм диэтиламида лизергиновой кислоты, который мы используем для животных. Так что все будет в порядке — отделаемся легким испугом!

— Нет, я не буду тебя подставлять!

— Тогда ставь крест на своей карьере за «использование и хранение»! И потом, как ты меня подставишь? Не волнуйся: все будет тип-топ, не впервой! — нарочито бодрым тоном уверял он Наташу, и кажется, ему, хотя бы отчасти это удалось.

— Ты знаешь, как одиноко я чувствовала себя. Родители уехали в отпуск, и мне не у кого было просить помощи. Я не знаю, как тебя благодарить! — уже вовсю плакала Наташа, сжимая его ладонь холодной рукой.

— Никак не надо. Главное, выздоравливай! И потом, в больницу тебя Вера определила, а я, наоборот, даже вовремя не пришел на помощь, мобильник не работал, — Слава вдруг заметил, что уже с полчаса держит ее руку в своей, и ему совсем не хочется ее отпускать. Сердце сжималось от жалости и сочувствия к красивой девушке, смешиваясь с чувством гордости за такую отчаянную смелость экспериментатора и досадой на очевидную, почти детскую непредусмотрительность.

«Стоп!» — мысленно скомандовал он себе: «Не смешивать рабочие дела с личными симпатиями. У тебя нет морального права использовать ситуацию в личных целях».

— Ты сейчас спи и завтра будешь как новенькая! — Он пожал руку Наташе и поспешил к выходу из палаты.

По дороге он продолжал обдумывать ситуацию: «Она ведь наверняка попытается рассказать правду и взять все на себя в институте. Но, с другой стороны, и подругу подставлять не захочет — это же может дойти до разбирательства в органах. Надеюсь, это она понимает. Надо завтра же сделать расходную запись в журнале и попросить Веру заверить подпись — уж она-то поймет ту сложную ситуацию, в которой они оказались. Следующее: позвонить Пустосельскому и убедить того, что он, Славка сам выдал разрешение и наркотик Наташе. А так же подготовить профессора к тому, что Наташа попробует взять вину на себя и начнет придумывать всякие истории, лишь бы не вмешивать своего руководителя. Да, звонить ли в милицию? Нет, лучше заведующему реанимационного или терапевтического — спросить, сообщают ли они о таких случаях в органы…»

Прошла неделя, прежде чем последовали действия со стороны руководства. Наташа выздоровела за пару дней, но Слава опасался встречаться с ней, из-за возможного к ним «интереса» со стороны начальства. Поэтому, он даже не рискнул больше ехать к Наташе в больницу, а попросил это сделать Веру, сведя все контакты с аспиранткой к коротким беседам типа «как дела — нормально». И это не замедлило себя оправдать.

У него на столе лежало официальное приглашение на ковер к директору института: явиться вместе с завлабом, Наташей и Пустосельским для разбирательства по делу «Не контролируемого хранения и расхода наркотических препаратов и так далее». Слава заранее подготовил все бумаги, предупредил обо всем начальство и обработал Наташу с Верой, пропесочивая их в коридоре, чтобы те не сказали какой-нибудь глупости.

Как выяснилось, информация прошла из больницы и была-таки взята «на заметку» в милиции. В результате «неприятной беседы» у директора, Славу лишили доступа к наркотикам, вкатили выговор, да еще и штрафанули почти на ползарплаты. Но главное (он сам себе удивлялся — почему главное?), Наташу не выгнали из аспирантуры — Пустосельский стал стеной на ее защиту. Хороший он все-таки старикан. Разумеется, и в ее адрес без санкций не обошлось: приказали сменить тему, и тоже: никакого использования наркотических препаратов в научной работе и медицинской практике.