Шрифт:
– А мы обыкновенные, что ли, - закричали женщины, - чтобы всю ночь стоять на ногах?
– Извиняюсь, - вмешался старик, - я вам сказал: мне ехать всего сорок пять минут. Через сорок пять минут я освобожу вам место. Я ноги поджать не могу, они у меня больные.
Яблоков встал и предложил женщинам свое место, но они, увидя, что у него нет одной ноги, отказались сесть на его полку.
– Вы что, из госпиталя, что, ли?
– Из госпиталя.
– Домой?
– Не знаю. Надеюсь, что домой. А может оказаться - и на разбитое место. Город мой спалил немец.
– А семья в живых?
– Я не семейный, - ответил Яблоков строго.
И таким же строгим сухим голосом спросил старика: - Что это вы в полушубке? У нас, кажется, еще лето.
– Это у вас лето, - ответил, жуя, старичок,- а у нас - зима.
– Где это у вас?
– В Якутске.
– Вы из Якутска? А я думал, издалека.
– Я и есть издалека. Дальше Якутска Ледовитый океан.
– Знаю. Грамотный. Географию проходил.
– Извиняюсь, сколько сейчас время?
– Без пяти восемь.
– Значит, надо мне уходить, - сказал старичок.
– Сорок пять минут прошло. Садитесь, женщины.
И он незаметно исчез, хотя поезд по-прежнему бежал не останавливаясь. Тут пассажиры заметили: старичок впопыхах забыл чемоданчик.
Сердце Яблокова смутилось, как смутилось оно во время рассказа о необыкновенном предмете, который может повторить то, что никогда не повторяется.
Когда-то он любил Ольгу Иванову, девушку с большими синими удивленными глазами. Потом она исчезла в большом мире и неизвестности, которая нас окружает со всех сторон. Ему навсегда запомнилась веселая и тревожная минута в сквере, ее слова и пауза, которая затем наступила.
И сейчас он, не веря себе, ждал, что эта минута повторится вопреки законам жизни и вероятности, повторится во всей недоговоренной и беспокойной ее неизбежности.
Чемоданчик старика открыли, но там оказался хлеб, сало и пирог с яйцами. Может, он по ошибке забыл не тот чемоданчик...
1948