Шрифт:
— Ну, если невидимое… И если ничего не случится… Но зачем вам это надо, раз его даже не видно?
— Чтобы помочь одному человеку. Это его… Ну, как у вас говорят?
— Вылечит. — Пришла на помощь гостья.
И Эвелина побывала в тех местах, которые видела в своих снах. И видела золотисто-зеленую листву на деревьях, похожих на обросшие мхом огромные камни. И странные города без дорог, машин, светофоров — небольшие домики с выгнутыми крышами раскиданы среди деревьев-камней. И повсюду сновали обитатели этого города — большие широкие люди с длинными пальцами, и Эвелине казалось, что все они излучают радость и приветливость. Здесь же, не боясь людей, бегали смешные зверьки. Девочка вдыхала какой-то необычайно легкий, ароматный сиреневый воздух, пробовала диковинные фрукты и ягоды, которыми ее угощали, гладила добродушных зверушек… Но больше всего ей нравилось ходить — она отталкивалась одной ногой, несколько метров пролетала над землей и плавно опускалась. Здесь так ходили все, и Эвелина удивилась, что никто не сталкивается, не наскакивает друг на друга, хотя нет ни дорог, ни, наверное, правил движения, а если посильнее оттолкнуться, можно пролететь около десяти метров на довольно большой скорости. «Интересно, а можно поворачивать, когда висишь в воздухе?» — подумала она, и хотела попробовать, но ее позвали.
— Нам пора, — сказал один из тех, с кем она прилетела.
И ее отвели в довольно большое здание. Внутри было светло, хотя не было ни окон, ни ламп. Эвелину снова охватил страх, захотелось даже убежать, но она хорошо знала, что обещания надо выполнять. Да и куда бы она побежала? Она стала думать о том, что поможет кому-то излечиться, и это ее успокоило.
— Донор спит, — сказала Муас. — Мы взяли скау. Можете сообщить Гвоу, что процедуру мы можем провести в любую минуту, как только он будет готов.
— Хорошо, — ответил Гоэ. Но почему-то не торопился уйти.
— Что-нибудь еще? — спросила Муас.
— Да нет… Но все-таки… Вас не одолевают сомнения?
— Сомнения? Нисколько. О чем вы?
— Имеем ли мы право, вот я о чем. Мне всегда неспокойно, когда мы осваиваем какую-нибудь планету и используем ее ресурсы. Ведь неизвестно, чем это обернется для планеты. А тут еще живые существа. Разумные, между прочим.
— Перестаньте, Гоэ, и успокойтесь. Мы ведь пользуемся ресурсами бесперспективных планет. И забираем совсем немного, чтобы оставить планете шанс. А уж тут… — Она посмотрела на спящую девочку. — Да, разумные. Но их разум от этого не пострадает. Поймите, мы берем у них то, о чем они пока даже не думают. То есть, у них даже нет такого понятия, как скау.
— Тем не менее, скау у них есть, и мы его забираем…
— Ни эта девочка, ни другие дети, ни их родители никогда не поймут, чего лишились. И прекрасно проживут без скау. А вот таким выдающимся ученым, как Гвоу, это жизненно необходимо, вы же понимаете. Да и не столько ему, сколько нам всем. Гвоу стар, но он может прожить ещё очень долго. И не просто прожить, он может много сделать для науки. Но он уже утратил живость ума, жизненную энергию, любознательность, задор — все те качества, которые таятся в скау. После операции он вновь обретет все это, и всем будет только лучше.
— Возможно, вы правы. Но всё же… Я чувствую себя так, как будто мы обманом завлекаем детеныша, а потом обкрадываем.
— Да, все выглядит именно так. Но что поделаешь… Скау будет эффективен только в том случае, если отдан добровольно. Вы же помните наши прошлые опыты, когда его забирали силой? Это ничего не давало. И вообще, Гоэ, этот разговор ни к чему не приведет. Сообщите Гвоу, что мы готовы, а донора пусть доставят обратно.
Когда Эвелина открыла глаза, у кровати стояли родители. Лица их были растерянными и озабоченными, и они тихонько переговаривались.
— У нее жар, — говорила мама.
— Давай вызовем врача. Сейчас эпидемия гриппа, — голос папы.
Прохладная мамина ладонь легла на лоб девочки, и она снова закрыла глаза.
Несколько дней Эвелина пролежала с высокой температурой, в полубессознательном состоянии. Время от времени она бредила — говорила какие-то непонятные слова и фразы, и мама каждый раз пугалась, когда слышала что-нибудь вроде «миту оши псита снуп». В доме побывали несколько врачей, и никто не мог точно сказать, что это — грипп, скарлатина или что-то ещё.
Через неделю пришёл очередной врач, осмотрел девочку и сказал:
— Она здорова. Опасности больше никакой нет.
— Как — здорова? — удивилась мама. — Нет, не думаю. Обычно она очень живая, подвижная, а сейчас…
— Не стоит беспокоиться. Возможно, эта вялость — временное явление, последствие болезни. — Врач повернулся к Эвелине. — Можешь смело вставать, ты выздоровела.
Эвелина послушно встала с кровати.
— Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? — беспокоилась мама.
— Все нормально, — спокойно ответила девочка. — Я уже здорова.
Прошел месяц, другой, но ничего так и не изменилось. Из живой, шумной, любознательной девочки Эвелина превратилась в тихую, замкнутую, молчаливую. Она играла, рисовала, училась читать, но делала все как-то автоматически, не проявляя ни к чему особого интереса. Редко теперь звенел ее смех, и не было больше никаких вопросов. Не изъявляла она и никаких желаний. Наоборот, родители старались ее как-то растормошить, чем-то заинтересовать. «Хочешь, сходим в зоопарк?» — спрашивал папа. «Можем сходить», — отвечала девочка, и родители чувствовали себя так, будто не они хотят доставить дочке удовольствие, а она — им. В сущности, так и было — ведь девочка видела что огорчает родителей, хотя и не понимала причины: она не шалит, ведет себя хорошо, слушается…