Он разложил карту на патронном ящике. Мы с интересом наблюдали за его грязным пальцем, чертящим путь, по которому можно было выйти.

— Лес, похоже, обширный, — сказал Хайде. — Он густой?

— Да, — ответил Старик, — и большей частью болотистый.

Мы втроем, потея, двинулись по лесу. Противотанковое ружье тащил Хайде.

Дождевая вода стекала с касок нам за шиворот. Ремни терли. Мы дрожали в мокрой одежде. Ноги по колено утопали в грязи, в сапоги натекала вода. Каждый шаг был пыткой.

Плутон громко, многоэтажно выругался.

— Заткнись ты, — прошипел Хайде. — Иван явится на крик.

Плутон угрожающе поднял автомат.

— Сам заткнись, крыса. Не забывай, нам еще нужно свести счеты. Если Иван явится, мы все расскажем о твоих кровавых делах.

— Надо же, так распалились из-за какого-то крестьянина. До чего вы все ранимые! Это было просто ошибкой с моей стороны.

Плутон остановился.

— Ошибкой! — заорал он. По мокрому лесу раскатилось эхо. — Гнусная тварь, дерьмо вонючее, погоди, я вырву тебе язык. Говори тогда об ошибках с булькающей в горле кровью.

— Кончай ты, Плутон, — попробовал я вмешаться. — Оставь этого идиота. Застрели его, или пусть он проваливает к чертовой матери.

— Не твое дело, фаненюнкер. Не задирай нос перед Плутоном. Думаешь, я боюсь? — Он взмахнул над головой автоматом и заорал в темноту: — Эй, Иван, проклятый пес, сталинское дерьмо, иди, бери этого гнусного доносчика, унтер-офицера Хайде! Эй, Ива-а-ан!

Хайде бросил противотанковое ружье и побежал во все лопатки.

— Смотри, не упади, не разбей голову! — крикнул Плутон ему вслед.

Я поднял противотанковое ружье, и мы бесшумно пошли по лесу. Ветви влажно хлестали нас по лицу.

— Что за гнусная война, — прошипел Плутон. — Танкисты бегают, как пехота. Проклятый лес, ни черта не видно.

— Да замолчи ты. Отправь письменную жалобу Сталину или Адольфу.

— До чего ж остроумно! — прорычал Плутон.

И вдруг перед нами появилась дорога. По ней шли плотные колонны русских пехотинцев в плащ-накидках. Громадные грузовики и артиллерийские тягачи с грохотом ехали на запад. Там и сям мигали сигнальные лампы.

— Нам не перейти этой дороги, — прошептал Плутон. — Уходим, пока нас не заметили.

Мы бесшумно скрылись.

В бункере нас встретили с огромным удивлением. Хайде попытался убежать, но Плутон отбросил его ударом ноги к Порте и Малышу.

— Мы думали, ты уже на пути в Берлин, — прорычал Плутон. — Ты хороший бегун. По военным законам эта маленькая ошибка именуется трусостью перед лицом противника. Ну, погоди же.

Хайде был белым, как полотно. Он дрожал от страха, сидя между Малышом и Портой. Те оживленно спорили, как лучше всего разделывать свинью.

Старик, выслушав наш доклад, спокойно поднялся. Указал на Хайде.

— С тобой потом разберемся. Пошли. Нужно перейти эту дорогу — притом до рассвета.

Я бросил Хайде противотанковое ружье.

— Держи и не теряй!

Мы двинулись колонной по одному. Ветви и вьющиеся растения сплетались вокруг, словно удерживая нас. Дождь превратился в настоящий ливень.

Старик и Штеге подошли к дороге. Остальной взвод чуть позади искал укрытия в густом подлеске.

Порта беззаботно лежал, прикрыв лицо цилиндром. Кот устроился у него под шинелью. Шерсть его намокла, и ему, казалось, было очень жалко себя.

— Не очень весело быть солдатом, — пробормотал Порта коту, — так ведь?

Малыш сидел, сгорбясь, на мокрой земле рядом с Легионером, обдумывая возможности попасть в рай.

Плутон повесил свою плащ-палатку и сидел под ней, раскладывая пасьянс.

Двое ссорились из-за окурка. Судя по голосам, это были Бауэр и Кросника.

Штеге бесшумно подошел к нам.

— Готовы, ребята? Будем идти по дороге вместе с русскими, пока не представится возможность перебежать на ту сторону. Старик надеется, что они не поймут, из какой мы армии!

— Ничего не выйдет, — сказал Бауэр. — Идти рука об руку с русскими! Господи, давайте убираться отсюда.

Старик спокойно встал и жестом приказал двигаться.

Мы пошли, хрустя гравием, по дороге.

Рядом с нами всего в метре шла пехотная рота русских. Мы не смели смотреть на них. Они могли заметить страх в наших лицах.

Порта начал самоуверенно насвистывать русскую солдатскую песню, еле видимые в темноте люди присоединились к нему.

Старик постепенно забирал влево. Когда мы были уже у края дороги, раздался крик: