Шрифт:
Сумасшедшая? Она усмехнулась. Полчаса назад она прочитала всю историю болезни плюс секретный код. Тот, кто привез сюда Цхакая, передал ей на словах: опасная экстремистка, связана с движением «Neue Rechte», с опальным публицистом Дегтем, апологетом движения. Девка к тому же поэт. Поэты, сами понимаете, люди непростые. Властители дум! «Песни на тексты этой козявки, — кивнул посланник возмущенно на бездвижное худенькое тело на кровати, — по всей стране уже поют! А тексты, я вам скажу, доктор, неслабенькие! К истории подшиты… ознакомьтесь… может, вы и сами уже где-нибудь слышали…»
Она остановилась около ее койки. Красивенькое личико. Густые ресницы, синие от недосыпания веки прикрывают огромные, должно быть, глаза. Про такие говорят: глаза по плошке. Коса, густая, черная, развилась, пряди вились по подушке, разметались по простыне. «Косу повыдерут и товарки, и санитары», - отчего-то сладко-садистски подумалось ей. Она наклонилась, всмотрелась в спящую. На бледном личике были заметны маленькие, тонкие, будто сделанные перочинным ножом, шрамы. Царевна в шрамах. Изрезали нарочно? Пытали? Или это обрядовая инициация? Или просто стекло разбилось, зеркало упало и изранило ее, бедняжку?..
Спит? Без сознания? Для перелета и насильственной транспортировки запросто могли накачать чем-то успокаивающим… снотворным. Сытина наклонилась ниже и легонько похлопала девушку по щеке.
Глаза открылись. И впрямь огромные, дегтярно-черные, без дна. Две угольные топки.
Где… я?..
В больнице.
Меня… вылечат?..
Вылечат.
Ангелина усмехнулась. Вылечат, как же, держи карман шире. Вырваться из спецбольницы — все равно что родиться во второй раз. Она рассмотрела: шрамы свежие, вспухшие, недавно зажили вторичным натяжением. «Порезы бритвой», - наконец догадалась она. Лия подняла к лицу руку. Потрогала шрамы пальцами. Болезненно, страдальчески поморщилась.
Зеркало… Дайте зеркало!..
Сытина, улыбнувшись, вынула из кармана халата круглое зеркальце. Протянула девушке. С усмешкой глядела, как девчонка белеет от ужаса, плачет, трогая, поглаживая шрамы.
Боже!.. Боже!.. Боже!.. Гмерто!..
Ну как? — Голос Сытиной стал внезапно ледяным и острым, как хирургический скальпель. — Будем называть явки экстремистов в Грузии и в Москве? Или в ягненочка будем играть и дальше?
Ужас в глазах девочки дал ей понять, что пуля попала в цель. Чеканя слоги, Ангелина выговорила тихо, наклонясь над больной совсем низко, будто делала искусственное дыхание «рот в рот»:
Учти, если покусишься на самоубийство, тебя спасут, здесь вытаскивают с того света не таких, как ты, но зато будут убивать медленно, но верно. Способов мы знаем много.
Она выпрямилась. Повернулась. Пошла прочь из палаты.
Цок-цок. Цок-цок, каблучки. Интересно, что такое «гмерто»?
А Косов называет кавказцев — «чурками».
Эта девочка — не чурка. Эта девочка — принцесса.
Принцесса-экстремистка? Быстро же у нее отросли косы в тюрьме.
Завтра же она прикажет ее обрить.
ВЫПИСКА ИЗ ПРИЛОЖЕНИЯ К ИСТОРИИ БОЛЕЗНИ
«Лия Цхакая, ученица грузинского философа Мамардашвили, сама — философ, философский факультет Тбилисского государственного университета. Дипломная работа — „Антропология мифа“. В Тбилиси знакомится с Александром Дегтем. Становится ультраправой по взглядам и убеждениям. В издательстве „Арктида“ в Москве издает тоненькую книжку, брошюрку под названием „Волк. Ночь. Лилит“ — о крушении исторических эпох и о неизбежном приходе — через Насилие — новой Силы, способной управлять людьми. Незаурядный поэт. Пишет и распространяет стихи: рукописи, публикации, Интернет. На ее тексты байкеры Хирурга сочиняют и поют песни. Рок-группа Таракана „Реванш“ поет популярные песни на стихи Цхакая — „Наши идут“, „Возмездие“, „Кельтский крест“. В Тбилиси у Цхакая пожилая мать. Цхакая взяли в Тбилиси прямо с подпольного, организованного спонсорами — сторонниками движения „Neue Rechte“ рок-концерта, где группа „Волки ночи“ исполняла песни с ее текстами. Скинхеды повсеместно поют ее песни. В свое время брила голову, как это делают все скинхеды. В тюрьме в Тбилиси провела в общей сложности девять месяцев. Направлена в Московскую психиатрическую спецбольницу по распоряжению МВД России и Правительства Грузии».
Когда Архипа снова вели на ЭШТ, он наткнулся взглядом в коридоре на бритую девушку, которую два дюжих санитара вели по коридору навстречу ему. Нет, не из двадцатой комнаты. Из двадцатой — везут на каталке. И сгружают на койку, как мешок с камнями. Девушка шла своими ногами, испуганно, будто зверек, взглядывая вверх, исподлобья. Архип вздрогнул от черного удара ее глаз. Господи, какие огромные глаза! Нечеловеческие. У людей таких не бывает. Как… как у Спаса с хоругви, с образа в церкви…
Лысая голова девушки. Бритая его голова. Они оба, переглянувшись, усмехнулись.
Они по глазам — не по головам — поняли, увидели друг друга: «Мы одной крови, ты и я».
Лия остановилась около двери в женский туалет. Просительно посмотрела на санитаров. Те ухмыльнулись. Она скользнула в дверь туалета.
Его подтолкнул в спину санитар Андрюха: иди, иди, изголодался, небось, по хорошей порции тока!
Боль. Красная боль.
Он никогда не думал, что боль — красного цвета.
Нет, он так думал всегда.
Что это плывет там? Огромное, круглое, красное?