Ратуша требовала, чтобы комендант убрал с башен пушки, опустил подъёмный мост, дал возможность делегатам пройти к нему в крепость. А главное требование заключалось в том, чтобы в войска, охраняющие Бастилию, были включены отряды милиции, подчиняющиеся непосредственно Ратуше. «Ибо, — говорилось в бумаге, которую бережно держал в руках один из делегатов, — в Париже не должно быть иной военной силы, кроме той, которая будет сосредоточена в руках Комитета парижской милиции».

Но комендант отнюдь не намеревался уступать, он только желал выиграть время. «Достаточно, чтобы один снаряд атакующих попал в погреб, где хранится порох, и мы все взлетим на воздух! — думал он. — Этого допустить нельзя. Но… и не такие простаки, как этот сброд, попадались на удочку хитрости». И тут же пригласил депутатов к столу позавтракать.

Депутаты охотно проследовали в апартаменты де Лоне. Но как только делегатов пропустили, подъёмный мост вновь подняли, и делегаты оказались отрезанными глубоким рвом от тех, кто их послал.

— Слишком долго они там едят; может, оно так и полагается именитым особам, но нам не с руки, — произнёс Леблан, высокий человек в рабочей блузе и картузе.

И всё-таки народ продолжал ждать.

Де Лоне ещё не решался вступить в открытую борьбу с народом. Узнав от своих дозорных, что люди всё прибывают к Бастилии, он отпустил делегатов, пообещав убрать пушки. Однако остальные требования выполнить отказался.

Между тем де Лоне отдал приказание не убрать пушки, а лишь отодвинуть их в глубь амбразур, чтобы успокоить осаждающих. Это давало ему возможность в любую минуту снова навести их на Сент-Антуанское предместье.

Пока велись переговоры, народ внизу роптал:

— Сдавай Бастилию! Этого хочет народ!

— Солдаты, спускайтесь вниз! Идите к нам!

— Тьфу ты, какое пекло! Наверное, в самой преисподней не так жарко, как в преддверии Бастилии! — сказал молодой подмастерье. Он пришёл сюда прямёхонько из сапожной мастерской в том виде, в каком сидел за своими колодками: в кожаном фартуке поверх рабочей блузы. — А самое плохое, что никто не предложит тебе стакана воды. Не то что на Сент-Антуанской улице.

— А что там? — поинтересовался Леблан.

— Да там какая-то красотка притащила на улицу большущий кувшин и кружку и всем, кто бежал сюда, предлагала: «Хотите свеженькой?» Вода и впрямь у неё такая свежая, что хоть мёртвых ею оживляй, холодная, как из ключа! А сама-то как хороша! Глазищи у неё огромные, синие…

— Это Бабетта! — убеждённо сказал Жак.

— Что ещё за Бабетта? — удивился сапожник.

А Жак только переглянулся с Шарлем и ничего не ответил.

— Какой толк от всех этих переговоров! Нам бы только справиться с подъёмным мостом, и никакая сила нас тогда не остановит, — задумчиво сказал человек с топором в руках.

— Но за первым мостом есть ещё и второй, — сказал сапожник.

— Ты думаешь, достаточно первого? — обратился Жак к человеку с топором, не спуская глаз с его инструмента. А у самого уже зрел в голове план. — Дай мне топор! — вдруг повелительно сказал он.

Владелец топора, бывший солдат Боннемер недоверчиво скосил на него глаза.

— Тебе зачем?

— Увидишь! — И такая уверенность зазвучала в голосе Жака, что Боннемер протянул ему топор.

— За мной! — бросил Жак Шарлю.

Шарля не надо было просить дважды — он так верил в своего друга, что повиновался беспрекословно.

Жак, а за ним Шарль быстро взобрались на крышу дома, принадлежавшего парикмахеру Жерому. Жаку хорошо был знаком этот домик. Он примыкал к крепостной стене. И друзья без труда перебрались с крыши на стену, по которой пролегала так называемая дорога ночного дозора. Со стены они перелезли на крышу гауптвахты, а оттуда спрыгнули вниз.

Гарнизон Бастилии, состоявший главным образом из инвалидов, и караульные привыкли сторожить безоружных заключённых. И сейчас неожиданное для них вторжение народа, пусть плохо вооружённого, привело их в полное смятение. Даже караульный бросил свой пост. Всё внимание гарнизона было сейчас устремлено на ворота крепости, и это дало возможность юношам беспрепятственно пройти прямо в караульню. Они надеялись найти там ключи от подъёмного моста, но надежды их не оправдались — ключей не было.

Тогда Жак с помощью топора стал выворачивать петли я задвижки с моста. Шарль не отставал от него.

— Не попробовать ли ещё это? — крикнул вдруг Жак и, к большому удовольствию Шарля, вытащил из кармана кинжал и пустил его в ход, чтобы отвернуть петли. Не только ножны, но и рукоять кинжала были украшены драгоценными камнями; к такой грубой работе он был не приспособлен, и поэтому из оправы выпало несколько камней. На мгновение у Шарля мелькнула мысль подобрать их. Слишком уж он привык ценить в мастерской Бажона эти блестящие игрушки. Но он тотчас устыдился своего неуместного порыва. Боясь, чтобы Жак не прочёл по его лицу, как он чуть было не поддался искушению, он с новым жаром принялся помогать Жаку. Когда караульные наконец опомнились, мост уже был опущен при радостных кликах толпы, в беспорядке устремившейся по нему в первый двор.

В общей суматохе многие из осаждавших не поняли, что происходит, и решили, что это комендант, одумавшись, велел опустить мост.

— Что это за молодец? — спросил Леблан Боннемера, указывая на Жака.

— А кто его знает! Мне известно только, что он привёл в негодность не только мост, но и мой топор, — ответил, смеясь, Боннемер.

Леблан опустил тяжёлую руку на плечо Жака.

— Кто ты такой? Как тебя звать?

— Разрушитель Бастилии! — с гордостью ответил Жак.

— Это я вижу. А имя? Должно же у тебя быть имя?