Может, во всем виновато ее одиночество? Ей уже двадцать семь, и у нее четыре года никого не было.

— Она может перевозбудиться в незнакомой обстановке, — объяснила Маргарет, вставая вслед за Брюсом. — Я обещала ей, что вернусь не поздно. Куда мне поставить тарелку и бокал?

— Оставь тут, — откликнулась Глория, поймав ее взгляд и усмехнувшись в ответ. — Некоторые из нас, бедные и несчастные, все равно будут вынуждены сидеть здесь до утра, чтобы потом все убрать. Ну, может, и не до утра, но до полуночи уж точно, пока не упакуется и не уйдет наш длинноволосый диджей.

— Это мой брат, — с улыбкой пояснила одна из девушек, — и он упакуется, как только я ему скажу.

Только оказавшись в машине, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза, Маргарет поняла, в каком напряжении находилась все это время.

Брюс не сразу завел двигатель. Вместо этого он повернулся к сидящей рядом молодой женщине и внимательно посмотрел на нее.

— Если передумала, лучше скажи это сейчас.

Маргарет медленно открыла глаза.

— Сама не знаю, — честно ответила она.

— Зато я знаю, чего тебе хочется, — прошептал он, нежно касаясь ее волос.

— Куда мы поедем? — спросила Маргарет.

— В «Розовый дом». — Брюс подарил ей улыбку, которая заставила ее задрожать от едва сдерживаемой страсти и одновременно от тревоги перед неизвестностью. — И ничего не бойся. — Он ласково обвел пальцем контур ее губ. — Если все-таки передумаешь по дороге, я приму твое решение.

Но она не сделает этого, подумал Брюс с триумфом. Она хочет меня так же сильно, как я ее. Он чувствовал это. Воздух между молодыми людьми, казалось, сгустился, наэлектризовался от силы невысказанных желаний.

Поэтому Брюс не удивился, когда Маргарет медленно кивнула. И только тогда он повернул ключ зажигания.

— Не передумала? — нежно спросил Брюс, когда они, так и не проронив по дороге ни слова, остановились перед розовым домом с белыми колоннами.

— А ты? — Маргарет нервно усмехнулась. — Мы ведем себя как подростки… по крайней мере, я. Просто…

— Просто — что?

— Просто… не знаю.

Да, она хотела оказаться с ним в постели. Ужасно! Но как объяснить ему это? И не только это. Как сказать, что она боится довериться мужчине, поскольку однажды уже сделала это и горько пожалела? Да Брюс взорвался бы от смеха. Он и не помышляет ни о каких серьезных длительных отношениях, для него речь идет лишь о коротенькой интрижке, а это не должно вызывать никаких мучений и сомнений.

— Почему бы нам не зайти в дом… и не поговорить?

— Ты хочешь поговорить? — Маргарет не верила своим ушам. — Тебе-то это зачем? Какое отношение к разговору имеет секс?

— Пойдем. — Он вышел из машины и, обойдя вокруг, открыл дверцу Маргарет. — Если тебе есть что сказать, необязательно делать это здесь. Я готов выслушать что угодно, но внутри и за чашечкой крепкого кофе.

— Ты не должен… Я знаю, что тебе сейчас не нужны ни кофе в кухне, ни пустые разговоры…

Брюс ничего на это не ответил. Молча взял ее за плечо и мягко, но решительно потянул из машины.

— Где ключи?

— Я и сама могу открыть дверь. — Маргарет принялась рыться в сумочке, но, как только нашла связку, сразу же уронила ее: руки дрожали и не слушались.

Неудивительно, что я в таком состоянии, нервно подумала молодая женщина. Я даже не помню, когда в последний раз хотела физической близости с мужчиной. Но что Брюс теперь подумает о ней? Ведь она ведет себя как школьница на первом свидании.

— Ты не должен…

— Если ты произнесешь это еще раз, я задушу тебя. Давай ключи. Я сделаю кофе, мы сядем в гостиной… и поговорим. — Брюс открыл дверь и отступил, пропуская Маргарет вперед.

— Наверное, нам надо было бы поехать к вам домой. Я должна удостовериться, что с Кэтти все хорошо, — не в силах успокоиться, пробормотала она, проходя вслед за Брюсом в кухню.

— А у нее и так все хорошо. — Он включил чайник, достал чашки, насыпал в них кофе — и все это, сопротивляясь искушению обернуться и наброситься на женщину, что стояла в дверях, наблюдая за ним.

Вот ведь противоречивая особа! Сперва дала ему зеленый свет, а теперь с такой настойчивостью жмет на тормоза, словно от этого зависит ее жизнь. И самое удивительное, что он нисколько этим не раздражен. Расстроен — да, но не раздражен. И все еще хочет ее. Даже, кажется, еще сильнее. Наверное, с возрастом я становлюсь сентиментальным, вздохнул Брюс.