К тому времени, когда наступила очередная пауза, яростный напор зулусов отбросил ндвандве больше чем на двадцать шагов.

Противники снова оторвались друг от друга, и Номахланджана в очередной раз отвел свои полки к подножию холма. Он был крайне раздосадован повторяющимися неудачами и, собрав старших командиров и большинство сотников, долго ругал их за то, что они не умеют воевать.

Он снова послал свои войска в бой, но им опять не удалось прорвать строй зулусов. Полдень уже миновал, стояла сильная жара, и многие раненые, но еще боеспособные воины уходили на север и запад, где надеялись найти воду.

Командиры ндвандве обсуждали положение. Из пяти шеренг зулусов двух уже не стало, а в остальных было немало раненых. Однако и ндвандве понесли большие потери, и теперь соотношение сил было для них менее благоприятным, чем в начале боя.

«Если б только удалось поколебать несокрушимый строй этих зулусов!» – думал Номахланджана. И он велел командирам шепотом передать воинам такой приказ: атаковать противника, но после короткой схватки изобразить паническое бегство; достигнув же подножия холма, где они соединятся с резервом, сделать поворот кругом и ринуться на зулусов, которые в пылу боя обязательно последуют за ними.

Ндвандве соответственно пошли в атаку; когда они приблизились, зулусы, как и прежде, бросились на них. После непродолжительной схватки в задних рядах ндвандве раздался крик, и они обратились в бегство, прикрывая спины щитами. Ряд за рядом поворачивал назад, но, прежде чем передний успел произвести маневр, Чака объявил громовым голосом, что это ловушка, и запретил своим воинам преследовать противника более чем на один бросок копья. Однако торжествующие зулусы, обезумев от жажды крови, вышли из повиновения. Ндвандве несли страшные потери, так как преследователи, не обутые в сандалии, легко их опережали. Напрасно командиры рот, не жалея глоток, кричали зулусам, чтобы те прекратили погоню у линии, указанной Чакой. Большинство взводных сами были охвачены горячкой боя и не отставали от рядовых в кровавой и славной погоне.

Чака пришел в ярость, но не мог не заметить, что его люди наносят бегущему врагу чудовищный урон. Мозг его лихорадочно работал, ибо столб дыма поднялся теперь на правом фланге отряда ндвандве, посланного за скотом. А это значило, что отряд возвращается и сможет принять участие в бою, если тот не закончится вскоре после того, как солнце пройдет немного больше половины пути между зенитом и закатом. Не пора ли бросить на врага замаскированный резерв и, воспользовавшись резней, которую устроили зулусские воины, превратить ложную панику среди ндвандве в настоящую? Чака сообразил, однако, что ндвандве сумеют рассеяться во все стороны и чересчур многим удастся избежать окружения, которое он задумал. К тому же он считал, что успеет уничтожить основные силы ндвандве до возвращения четырех полков, посланных в погоню за скотом. Чака с удовлетворением отметил, что, хотя его воины и закусили удила, они сохраняют свой замечательный боевой порядок и не обгоняют друг друга, что было им запрещено под страхом смерти. Когда ндвандве, достигшие подножия холма, повернули назад, часть зулусов прорвала их строй, а многие даже успели зайти в тыл врага, прежде чем были перебиты.

Большинство зулусов пришли, однако, в себя и поняли, что очутились в отчаянном положении. Тут их выручила железная дисциплина и большая подвижность. «Назад на вершину холма, щиты держать сзади, – снова и снова звучали слова команды. – Бежать как можно быстрее, но строй не нарушать!». Ротные, взводные и многие рядовые громко повторяли этот приказ.

Зулусы и на этот раз без труда обогнали своих противников, и те снова очутились перед двумя сплоченными шеренгами, занявшими первоначальные позиции вокруг вершины холма. Таковы были плоды дисциплины и быстроты передвижения.

После довольно беспорядочной схватки все повторилось сначала: ндвандве отступили и были отозваны к подножию холма. Командиры собрались на очередной совет.

Жара достигла апогея, и раненые уходили в сторону от холма, а за ними шло немало воинов, страдавших только от жажды. Номахланджана и его штаб были равнодушны к этим мукам: у них-то было достаточно и воды и пива.

Между тем воинам Чаки у-диби без устали подносили воду. Энтузиазм последних все возрастал. Некоторые из них даже напроказили, присоединившись к погоне и уложив нескольких ндвандве метательными копьями, подобранными на поле боя.

Пока у противника шло заседание военного совета, Чака обходил ряды своих воинов, суровый, как смерть, и разъяренный, «словно лев, попавший в сеть», раскатистым голосом он обличал неповиновение и, подобно Тору, метал молнии смерти. Чака приказал в каждом взводе казнить одного воина в назидание остальным. Но перед лицом врага не должно быть бессмысленного убийства одних зулусов другими. Осужденным будет предоставлена возможность умереть, как приличествует воинам. Хотя они виновны в самом тяжком преступлении, какое может совершить воин, а именно – в неповиновении, сражались они по-геройски. Однако дисциплина должна быть железной. Кто именно умрет – решат ротные, которые проследят за тем, чтобы провинившиеся командиры взводов выставили свою квоту. Казнь совершится следующим образом: приговоренные выдвинутся вперед на расстояние броска копья от своих взводов и там станут дожидаться атаки противника, с которым будут биться одни, пока не погибнут.

Штрафники не ропща заняли указанные им позиции. Затем эти обреченные на смерть повернулись назад и, подняв копья, в последний раз приветствовали короля: «Байете!». А потом, снова сделав поворот кругом, топнули правой ногой о землю и прокричали во всю мощь своих легких: «А-йи-зе!» («Пусть он (враг) придет!»).

Вождь зулусов, который все время был начеку, заметил, что ндвандве совершают необычный маневр. Они отвели части, полукругом охватывавшие северный склон холма, и сосредоточили их вокруг дерева, под которым сидел Номахланджана. В начале битвы у Номахланджаны было восемь полков – всего около семи с половиной тысяч человек. Одна треть была убита или получила смертельные раны. Другая треть отправилась на поиски воды – среди них свыше половины получили те или иные ранения, но могли еще сражаться. Легко раненых было бы больше, если б они не возвращались в строй, где гибли или получали новые, на этот раз смертельные раны. Итак, в распоряжении Номахланджаны осталось лишь около двух с половиной тысяч человек, но, насколько он мог судить, этим силам противостояли только две шеренги зулусов – всего человек шестьсот, из коих половину или даже больше составляли раненые, не способные биться так, как прежде. И он решил сокрушить зулусов одним ошеломляющим ударом. Плохо, конечно, что столько его воинов покинули поле боя, но и без них хватит сил, чтобы справиться с врагами.