Мэтьюз Патриция
Шрифт:
— Что случилось, Джули? Почему ты вернулась так неожиданно, без предупреждения?
Опять эти вопросы, на которые она не знает, что ответить.
Он, по-видимому, почувствовал ее нерешительность.
— Пойдем в гостиную, я тебе налью чего-нибудь выпить, и мы сможем спокойно поговорить. До обеда еще есть время.
Полная противоречивых мыслей, Джули последовала за приемным отцом в гостиную. Он взял со столика трубку, раскурил ее, прошел к бару в углу, налил вина. Девушка задумчиво наблюдала за этим крупным добродушным человеком с такими раскованными и в то же время сдержанными движениями.
— Белое вино подойдет?
— Да, папа, спасибо.
Как хотелось рассказать ему все, что произошло в Ки-Уэст. Она ни минуты не сомневалась в том, что он ей поверит, какой бы фантастичной ни казалась ее история. Боб Мэлоун страстно ненавидел ложь. Ему удалось внушить свои убеждения Джули, и она ни разу в жизни ему не солгала, невзирая ни на какие искушения. Как ей поступить сейчас? Солгать или просто уйти от прямого ответа так, чтобы он этого не заметил?
Если она расскажет всю правду, он захочет немедленно что-нибудь предпринять. Настоит на сообщении в полицию, а возможно, даже сам решит отправиться в Ки-Уэст, чтобы призвать к ответу всех, замешанных в этой истории. С него станется… Если же Боб это сделает, Рослин не остановится перед тем, чтобы убрать его с дороги. Она его убьет… Нет, лучше, чтобы он вообще ничего не знал.
Джули охватила тоска. Очень скоро, возможно, завтра или послезавтра, придется покинуть этот дом, даже не сказав приемным родителям, почему она их покидает и куда едет. Им будет очень больно, они это не заслужили, но выбора у нее нет.
Боб Мэлоун подошел к ней с бокалом вина в руке. Указал на кушетку:
— Садись, Джули.
Джули села, чувствуя себя скованно под его внимательным взглядом.
— Папа, — поспешно произнесла она, — хочу сразу предупредить, я не могу тебе ничего рассказать.
Он не сводил с нее глаз.
— Не можешь или не хочешь?
— Не могу, папа. — Она попробовала вино. — Прежде всего история почти фантастическая.
— И ты боишься, что я не поверю? Я думал, ты меня лучше знаешь, Джули. Уверен, ты меня еще никогда не обманывала. Не солжешь и сейчас.
— Нет, папа, причина не в этом. Я просто не хочу впутывать ни тебя, ни маму. Вы не должны иметь с этим никакого дела.
Он выпустил облако ароматного дыма.
— Если это касается тебя, значит, касается и нас. Так было всегда, и ты об этом знаешь.
Джули резко качнула головой:
— Но только не на этот раз.
Боба эти слова явно задели.
— Мы всегда считали тебя своей дочерью. Я полагал, что и ты относишься к нам так же. Но, вероятно, теперь, когда ты узнала, кто ты такая на самом деле и кто твои настоящие родители…
Она порывисто подалась к нему.
— Нет, папа, не в этом дело! Я всегда буду считать тебя и маму своими единственными настоящими родителями. И кроме того, я узнала, что мои родители погибли. Осталась только бабушка. Папа, прошу тебя, не расспрашивай ни о чем. Это никак не связано с моими чувствами к вам.
— Джули, у тебя неприятности? Может, тебе угрожает опасность?
Джули напрягла всю свою волю, чтобы не отвести глаза.
— Нет-нет, ничего подобного.
Он молчал, все так же не сводя с нее пристального взгляда. Наконец медленно кивнул:
— Конечно, мы уважаем твои желания, Джули. Не хочешь рассказывать, не надо. Наверное, у тебя есть на это серьезные причины.
— Есть, папа. И еще одно. Через день или два мне опять придется уехать.
— Обратно в Ки-Уэст?
— Нет… Во всяком случае, не сразу.
— Куда же?
— Прости, папа, я не могу этого сказать. Лучше, если вы с мамой не будете знать.
— Как это мы с мамой не будем знать? Что ты такое говоришь?
— Пожалуйста, папа, не спрашивай больше ни о чем. Я не могу ответить на твои вопросы.
Лицо его застыло.
— Теперь я вижу, у тебя неприятности. Ты ведешь себя очень странно… совсем не так, как обычно.
— Странно? — Она попыталась засмеяться, но это прозвучало неестественно. — Вот тут ты прав, папа.
В дверях появилась Элис Мэлоун.
— Боб, Джули! Обед на столе.
Боб встал.
— Да, мы идем, дорогая.
Элис вышла. Джули схватила отца за руку.
— Пожалуйста, не рассказывай маме, что я говорила. Прошу тебя!
Он нахмурился:
— Я и не могу ей ничего рассказать. Ты мне практически ничего не сказала. Но что она подумает, когда ты снимешься с места и уедешь, не сказав ей ни слова?
— Я понимаю, папа, — с отчаянием произнесла Джули. — Я знаю, как ей будет больно… как вам обоим будет больно. Но другого выхода нет.