— Ты ни в чем не виноват, Роберт, — покачал головой Джо. — У Шона нервы сдали. Шон, тебе не нужно умирать! — прокричал он сыну. — Давай спускайся вниз. Хочешь, я тебе кофе приготовлю?

— Моя жизнь кончена! — Шон, сильно покачиваясь и держась за перила, продолжал стоять на балконе. — Они все думают, что это я убил Кэти.

— Не говори глупостей! — прокричал Роберт. — Никто так не думает!

— А ты вообще заткнись! Тебе отец запретил разговаривать со мной.

Роберт посмотрел на Джо, покрутил пальцем у виска.

— Сынок, иди к нам. Это в тебе говорит виски. Хотя постой там, сейчас я поднимусь и помогу тебе спуститься.

— Уйдите вы все отсюда! Оставьте меня! — заорал Шон. Он попытался перекинуть ногу через перила и не смог этого сделать — нога соскользнула, он пошатнулся и ударился спиной о стену маяка. Его снова начало тошнить.

— Ну вот и все, ребятки, — проговорил Джо. — Стойте здесь, а я пошел наверх. Он не прыгнет. Слава Богу, он так напился, что и ногу-то поднять не в состоянии.

Джо вбежал в дверь, бросился наверх, в служебное помещение маяка, выскочил на балкон. Шон, согнувшись, плакал, опираясь на перила. Руки его тряслись, плечи вздрагивали. Джо сел рядом, привлек Шона к себе и начал успокаивать, гладить по волосам.

— Успокойся, сынок, успокойся. Все образуется. — Усадив Шона, он встал, перегнулся через перила и крикнул Роберту и Эли, чтобы они шли домой.

Спустя полчаса, когда Шон немного пришел в себя, Джо спустился с ним вниз, помог дойти до дома, привел в комнату и положил на кровать. Все это время Шон бормотал что-то невнятное, то злился, то принимался плакать.

— Анна! — крикнул Джо.

— Мама! Ой, мама! — закричал Шон, лежа на кровати, и вдруг рассмеялся.

— Она никуда не собиралась? — спросил Джо. — Ничего не говорила тебе?

— Нет. Хотя, может быть, и говорила, но я не помню. Да кому это интересно? — Он вздохнул, перевернулся на бок и свалился на пол. Подложил под щеку ладони, пытаясь уснуть.

Джо поднял его с ковра, спросил:

— На ногах стоять можешь?

Шон промычал что-то неразборчивое.

— Так. Раз душ отпадает, тогда спи. — Он снова положил Шона на кровать, вышел из комнаты, выключил свет и направился на кухню. Там было темно и пусто. Джо поднялся наверх, несколько раз позвал Анну. Она не отвечала.

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1989 год

Деревянные скамейки были пусты. Пожилой садовник в легком полотняном больничном костюме включил поливальную установку, снял рубашку. Спина его блестела от пота.

Дюк Роулинз немного постоял возле плаката, на котором большими зелеными буквами было написано, что он находится на территории приюта для престарелых «Счастливая старость», подтянул мятые джинсы, поправил черную рубашку со множеством карманов на белых пуговицах, оглядел свои пыльные высокие кроссовки и двинулся дальше, ко входу. В вестибюле улыбающаяся медсестра подсказала ему номер комнаты и подвела к лифту. На третьем этаже он вышел и направился вдоль светлого коридора. Нужная ему комната находилась на левой стороне. Негромко постучав, он открыл дверь, просунул голову и сказал:

— Миссис Гензель? Это я, Дюк. Дюк Роулинз из шестого класса.

— Да? Ты все еще в шестом классе? — удивленно спросила она, отворачиваясь от окна. — Я надеялась, что ты перешел в следующий.

Дюк улыбнулся, вошел в просторную комнату, оклеенную веселыми сиреневыми обоями. Пахло тонкими духами и розами. Он не увидел ничего, что бы напоминало о медицине, — ни кислородных масок, ни капельниц, ни костылей, ни палочек. В центре комнаты стояла широкая двуспальная кровать, застеленная цветастым покрывалом. С потолка свисала люстра в виде трех распустившихся лилий, обрамленных тонкими, изящно выполненными металлическими листьями и ветками.

Миссис Гензель сидела в высоком, с прямой спинкой кресле возле самого окна. Прическа у нее не изменилась с годами. Она нисколько не располнела с тех пор, как Дюк в последний раз видел ее — перед самым уходом на пенсию. Он тогда заканчивал шестой класс. На миссис Гензель были широкие серые брюки, голубенькие парусиновые туфли, плотная белая блузка и толстый махровый, тоже белый, халат с широкими лямками-застежками.

— Садись рядом. Я почти не отхожу от окна. Боюсь закрытых замкнутых пространств, — сообщила она.