Расистский теллуризм есть антисемитизм и антихрисшанство. Коммунистический атеизм не является семитским, ему достаточно быть богоборческим [386] . И в том и в другом случае им присущи натурализм и равное отвращение ко всему: и к абсолютному и к трансцендентному. Достаточно заменить принуждение Божие принуждением человеческим, чтобы понять, насколько первое мягче. В большой степени это мораль рабов — слабых, страдающих, бессильных, изображающих из себя милосердных. Мы увидим, является ли мораль крови или мораль пота моралью свободных людей. Эта мистическая жизнь мира сего, которая собирается героически распространяться; всякое corpus mysticum [6*] , образованное вне мира, должно быть при этом отброшено как таковое.

Но что происходит? История так отравила расистов и коммунистов иудеохристианством, что они не могут не желать спасения мира таким образом. И расисты остаются «распространителями» Ветхого Завета, как коммунисты — Нового. Именно из Священного Писания евреев была вырвана и в извращенном виде утверждена идея расовой предопределенности народа Божьего. Коммунисты же из Евангелия взяли, исказив ее, идею всемирного освобождения и братства человечества.

* * *

Так же ненавидимый миром и выбитый из колеи в мире, как и еврей, но привитый на свое место на маслине иудейской, член мистического тела, которое есть Тело Мессии Израиля, победившего мир, — христианин один только может охватить всю глубину еврейской трагедии: его взгляд — взгляд братский, не лишенный трепета за самого себя, как и должно смотрящий на тех, кто вовлечен в эту трагедию. Еврей и христианин ведут диалог, переходя из одной крайности в другую. Если они подлинно благочестивые и добрые, они познают друг друга, они рады встретить друг друга на земле князя мира сего и на путях Яхве. Размышления, содержащиеся в этой статье, имели целью в какой-то мере объяснить патетику положения еврейского народа. Может быть, они помогут нам понять, как часто, принимая противоречивые формы материалистического мессианства, которое является оборотной стороной его призвания к абсолютному, но тем не менее сохраняя ум, блестящую живость, народ этот свидетельствует о сверхъестественном в недрах человеческой истории. Поэтому между Израилем и другими народами не могут не существовать конфликты и разного рода напряжения.

Считать, что это напряжение может исчезнуть (по крайней мере, до исполнения пророчеств), — это заблуждение. Низость человеческой души свойственна животной природе в человеке (будь то араб, сам происходящий из семитов, или славянин, или латинянин, или германец), от которой избавляет лишь христианство, когда оно истинно живое; христианство избавляет народы от желания покончить с этой проблемой с помощью антисемитского насилия, открытого или смягченного политического преследования. Единственный путь — принять это состояние напряжения, быть готовым при всех конкретных обстоятельствах не в духе ненависти, но в разумном духе, что милосердие требует от каждого из нас, чтобы он примирился со своим противником, пока он еще на пути с ним, и чтобы он осознал, «что все мы согрешили и имеем нужду в милости Божией», omnes quidem peccaverunt et egent gloria Dei. «История евреев, — как говорил Леон Блуа, — противодействует человеческой истории, как плотина на реке, служащая для повышения ее уровня» [387] .

Неустранимое напряжение, о котором идет здесь речь, проявляется в двух различных планах: в плане духовном и в плане временном.

В духовном плане драма Любви Израиля и его Бога, которая делает другие народы участниками спасения и которая есть не что иное, как часть вселенской тайны искупления, разрешится лишь в примирении Синагоги и Церкви. В большом отрывке, цитируемом в начале этой статьи, ап. Павел говорит: «Итак, видишь благость и строгость Божию: строгость к отпавшим, а благость к тебе, если пребудешь в благости Божией: иначе и ты будешь отсечен».

Видя состояние мира и то, как народы свидетельствуют об их пребывании в благодати, люди спрашивают себя, не будет ли конец мира в ближайшее время. Ничто не дает оснований думать, что конец человеческой истории будет раньше, чем начало новой эпохи для Церкви и мира.

В плане временном до осуществления пророчеств совершенно нет никакого ясного и простого решения, нет кардинального решения проблемы Израиля, но есть, однако, решения частичные и временные, ответы частичные, поиски которых, связанные с политической мудростью, предпринимались в различные века человеческой истории.

В Средние века была сделана попытка сакрального решения проблемы в соответствии с устоями цивилизации того времени. Это решение, страшно исказившее значение и смысл призвания Израиля, было направлено к осознанию Божиего наказания, которому подвергся Израиль. Вследствие этого евреи получили статус чужаков в христианском граде, в то время как сами евреи нашли героическое средство сохранить свою самобытность. Решение в виде гетто [388] было в действительности жестоким само по себе и часто беззаконным и диким, и хотя оно и не выросло из высокой идеи, но во всяком случае оно было выше варварского материализма расистского законничества, возникшего в наши дни в Германии. Только на основе религиозных представлений, ни в коем случае не расовых, была признана ценность человеческой души, и крещеные евреи вошли по праву в полноту жизни христианского града. Средневековое решение проблемы осталось позади, чтобы уже больше никогда не возвращаться, как и сам тип цивилизации, которой оно было порождено.

Эмансипация евреев, осуществленная Французской революцией, свидетельствует о том факте, что цивилизованные народы, если они хотят остаться таковыми, должны следовать в этом вопросе ее опыту. И если сама по себе эта эмансипация и была задумана как нечто справедливое (и отвечавшее стремлениям действительно христианским), однако надежды, что рационалистическая и оптимистическая буржуазная идеология, забывшая о тайне Израиля как о сверхиндивидуалъной реальности (узурпировавшая название «либерализм», очень благородное само по себе, и решившая утвердиться в революции), сможет приглушить еврейскую проблему, — эти надежды быстро оказались тщетными.