К тому времени с гор вернулись отец и брат Катрин — каждый нес на плече по серне. Добычу быстро разделали, и вскоре над огнем уже вращался вертел, на котором жарилась дюжина сочных кусков мяса. Никто не заметил, как подошел волк, но он опять был здесь. Отец Катрин, с куском сырого мяса в одной руке и копьем в другой, медленными шагами направился к животному. Зверь поводил головой из стороны в сторону, как бы решая, убежать или остаться. Когда до волка оставалось двадцать метров, отец Катрин положил копье и опустился на землю. Он медленно двигался, почти крался к волку и одновременно говорил, обращаясь к нему тихим, спокойным голосом. Теперь их разделяло не больше семи метров. С каждым шагом охотника беспокойство волка росло. Но он не убегал. Мягко, не делая резких движений, отец Катрин бросил мясо, так что кусок упал рядом с волком, а затем, не поворачиваясь к зверю спиной, вернулся к своим. Когда он почти уже поравнялся с костром, волк поднялся, подошел к мясу, быстро обнюхал его и, схватив кусок, скрылся в темноте.

Несколько мгновений люди в полной тишине изумленно смотрели друг на друга, а потом наперебой бросились обсуждать удивительное событие. Кто-то из мужчин слышал, как подобное приключилось несколько лет назад в другом племени, к востоку отсюда, но не верил, что это правда. Поведению животного не было разумного объяснения. Ночь за ночью волк возвращался к людям и брал предлагаемое ему мясо. Он стал появляться и в дневное время. Шли недели, волк все больше привыкал к людям, становился ручным — он уже подходил к огню и в один прекрасный день, опасливо скалясь, взял мясо с руки. В одну из ночей он не пришел. Люди были огорчены. Они уже привыкли к своему необычному товарищу. Но мало-помалу о нем забыли и вернулись к привычному течению жизни, погрузившись в ежедневные свои заботы.

Через полтора месяца отец и брат Катрин снова возвращались с удачной охоты, и им показалось, что кто-то идет за ними следом. Обернувшись, они увидели, что сзади, на почтительном расстоянии, но прямо по их следам, идет тот самый волк. Рядом были двое волчат. Так это был вовсе не волк. Волчица с детенышами дошла за ними до самого жилья и уселась на своем обычном месте. Не это ли было причиной, по которой она стала приходить к людям? Может, чувствовала, что люди смогут облегчить ее существование в трудное для нее время? Она принимала угощения, а когда и волчата подросли настолько, что могли питаться мясом, кормила их объедками. Несколько недель волчица оставалась возле людей, волчата и дети играли вместе, возились на мягкой травяной подстилке. Когда подошло время сниматься и уходить вниз на равнины, волчица как будто не собиралась с ними, но видно было — ей хотелось, чтобы люди оставили у себя ее волчат. Она разворачивала их и подталкивала назад, к людям, которые готовились к переходу. Катрин поняла, чего просит волчица. Она подошла, взяла в охапку обоих волчат и отнесла в становище.

За зиму на равнине волчата выросли очень быстро, они подбирали за людьми объедки и лакомились кусками мяса, которые им порой кидали. Они по пятам следовали за охотниками, куда бы те ни направлялись, даже присоединялись к погоне, помогая догонять убегающего оленя или кабана, раненных копьями. Они явно отрабатывали свое пропитание. Когда охотники встречались с людьми из других общин, те не верили собственным глазам, видя рядом с ними волков и слушая рассказы о том, что звери живут вместе с ними. Выходит, старые истории не лгали. Волки пробыли с людьми всю зиму, помогая охотиться, они все сильнее привязывались к Катрин и ее семье. На следующее лето, когда нужно было по заведенному обычаю перемещаться в горы, волчат, точнее, молодых волков охватило беспокойство. С наступлением темноты они стали уходить и возвращались только на следующий день. Они разрывались между новой жизнью с людьми, безопасной, сытной, и зовом стаи волков, вой которых разносился ночами по долинам. Как-то раз они ушли и не вернулись.

Катрин и ее община всегда помнили волчицу-мать и молодых волков. Подобные встречи между людьми и волками повторялись неоднократно. Волчата оставались с людьми на один год, но иногда и больше. Мало-помалу они привыкали к жизни с людьми, к зависимости от них, постепенно утрачивали свои дикие инстинкты — они становились первыми домашними животными — собаками. Восемь тысяч лет назад собаки уже были постоянными спутниками охотников, заселивших всю Европу после отступления последнего ледникового периода. Некоторые собаки стали так важны для своих владельцев, что их удостаивали чести быть похороненными со своими хозяевами.

Клан Катрин процветал на территории северной Италии, позднее он распространился за ее пределы. Спустя десять тысяч лет после ее смерти, один из множества ее потомков погиб в горах, пытаясь перейти Альпы. Это знакомый нам Тирольский ледовый человек. В наши дни шесть процентов коренных европейцев относятся к клану Катрин. Особенно часто ее потомков можно встретить в районе Средиземного моря, но, как и в случае с другими кланами, многие из ее клана расселились по всей Европе.

В сравнении с теми тяготами и тревогами, которые пришлись на жизнь шести уже знакомых нам женщин, время Жасмин было куда легче. Во-первых, она жила в постоянном поселении, одной из первых деревень. Конечно, ее жилище — круглую землянку, частично врытую в почву, с деревянными кольями, которые поддерживали тростниковую крышу,— нельзя было бы назвать роскошным, как ни напрягай фантазию. Землянки были крошечными, тесными, но это был дом. Население деревни составляло около трехсот человек, что было намного больше кочевого охотничьго становища, в которых жили первые шесть женщин. Деревня располагалась примерно в миле от реки Евфрат, на территории современной Сирии. Евфрат нес воды дождей и тающих снегов с Анатолийских гор, расположенных на севере, по широким травянистым равнинам, и, соединившись с другой рекой — Тигром, объединенные воды устремлялись к Персидскому заливу.

Ледниковый период заканчивался. На протяжении уже четырех тысяч лет ледовые шапки и языки ледников постепенно таяли, суточные температуры воздуха все росли, почти уже достигая современных величин. Воды, тысячелетиями скованные в этих ледовых ловушках, освобождались и устремлялись в океан, так что уровень моря на всем земном шаре неуклонно поднимался. Низина, лежащая между Аравией и Ираном, была затоплена, воды моря проникли далеко в глубь суши, образовав Персидский залив. Адриатика, наступая, отодвигала линию побережья все дальше и дальше на север, на ее современные позиции в лагуне Венеции. Вода, прорвавшись через Босфор, устремилась в Черное море. Британия и Ирландия оторвались от европейского материка и начали утрачивать связь между собой, по мере того как вода поднималась, образуя то, что сейчас стало Северным морем, Ирландским морем и проливом Ла-Манш. По другую сторону земного шара Австралия и Новая Гвинея, до того представлявшие единый материк, разделились, когда Торресов пролив заполнился водой. Плоские равнины, некогда соединявшие Малайзию, Суматру, Яву и Борнео в единую сушу, теперь стали морским дном. Наконец, Берингов Мост, перешеек, соединявший Азию с обеими Америками, скрылся под холодными водами Берингова пролива.