А потом они должны были добраться до того места, где их ждал брат Таллания с приготовленными лошадьми и они должны были пересечь большую часть Границы…

А теперь?

Теперь тщательно рассчитанный путь и точно выверенное время — все разлетелось в клочья, как подушка под ударами ятагана.

— Что будем делать?! — крикнул, держа над собой плащ, подбежавший Рудольф, опытный вор и боец на ножах. — Дождь усиливается. Может, поставим палатку?

— Подождем еще немного! И где, наконец, Тиберий? Я просил позвать его минут десять назад!

— Я не знаю! Куллос отправился его искать. Он сказал, будто чародей говорил что-то о дожде и его рукотворной природе и что можно отвести от нас непогоду!

— Проклятье! Он должен был согласовать это со мной! Дай сигнал к общему сбору!

Рудольф кивнул и побежал к почти невидимым под бешеным напором дождя рюкзакам. Сейчас он должен достать горн и протрубить, сзывая всех к Талланию.

Вот сейчас… Сейчас… Сейчас должен…

Талланий нахмурился. Убоги побери, почему Рудольф мешкает? Он бы уже раз десять мог протрубить общий сбор! Талланий прищурился. Косые потоки воды с небес не позволяли разглядеть, что происходит там, возле рюкзаков.

Убогыхнувшись, Талланий зашагал к ним сам, приготовясь костерить Рудольфа на чем свет стоит.

Но возле рюкзаков вора не оказалось. Наполовину погрузившись в грязь, одиноко торчал горн. Талланий забеспокоился. Граница ночью опасна, на все странные происшествия нужно реагировать быстро. Талланий поднял горн и протрубил общий сбор, изменив тональность, — предупредил, что возникла опасность.

Первым прибежал Кахор, таща взведенный арбалет, за ним спешили братья Варшаны с обнаженными мечами. Уданий, Вертон и Баумгарт появились втроем, двигаясь так, чтобы прикрывать друг друга.

Тиберий, Куллос и Рудольф так и не появились.

Проклятье, лишиться чародея и проводника! Хуже не придумаешь! Но ведь Куллос утверждал, что в этом месте безопасно, здесь часто останавливаются на ночь караваны, не страшась, например, что прайд белых львов наведается в ночной лагерь.

Может, конкуренты? И такое может быть… Проклятье!

— Что произошло? — Баумгарт, одноглазый гном, мастер секирного боя, раздраженно фыркнул, когда капли дождя попали ему на лицо. Как все гномы, Баумгарт не любил дождь.

— Точно не знаю, но уверен, что Рудольф пропал, а чародей и Куллос не возвращаются, — устало объяснил Талланий. — Кто-нибудь видел или слышал что-то необычное?

— Нет, не видел.

— Не было вроде ничего.

— Нет.

— Ничего необычного.

— Да нет, знаешь ли…

Талланий вздрогнул и уставился между Баумгартом и Уданием. Сказал, стараясь, чтобы голос не дрожал:

— А куда… куда подевался Вертон?

Гном и человек обменялись недоуменными взглядами и уставились на пустое место между собой. Они оба были готовы поклясться, что только что там находился гоблин Вертон, которого сейчас и след простыл.

— Спина к спине! — скомандовал Талланий, выхватив короткий меч.

Они быстро встали так, чтобы касаться друг друга плечами, все семеро, и готовы были дать отпор…

Стоп. Семеро? Семеро?

Талланий почувствовал, что холодеет.

А затем сзади него раздался крик, мгновенно оборвавшийся.

Потом — боевой вопль секирщиков Красной Скалы, которые презирают традиционный хирд, обзывая тех, кто в нем ходит, обмотавшимися цепями трусами, — вопль одиночек, которые сражаются с секирой в каждой руке, вопль воинов, погружающихся в безумие берсерка. Потом — вопль обрывается на середине с противным чавкающим звуком.

Свист арбалетного болта — это Кахор… А крик, полный боли, — и это Кахор… Братья Варшаны умерли молча, только раз звякнули их мечи — и все.

Дрожащими пальцами Талланий пытался развязать мешочек, который носил на груди. Он молил богов и даже убогов, зная, что его душе это в Посмертии не простят, но сейчас он готов был молить кого угодно, хоть даже титанов, чтобы они дали ему смелости и сил, чтобы он успел…

Голубоватый вытянутый кристалл с выбитыми рунами порвал ткань мешочка и упал в нетерпеливые руки Таллания.

А сзади — он чувствовал, он знал! — уже приближалась смерть.

Он сжал кристалл и быстро проговорил заученные слова, представляя то, что должен был.

А смерть уже была совсем рядом и тянула руку к его сердцу.

Руны в кристалле вспыхнули октарином, кристалл ярко засиял, от него в мгновение ока разошлась, увеличиваясь, голубая полусфера.

Дождь замер, мириады капель застыли в воздухе, образуя причудливые водяные узоры замершей Стихии.

Талланий вздохнул, переводя дух, и повернулся.