— Первое дело — проверить бомбы и их заряды, — сказал мортирщик, тщедушный пугливый человечек с обкусанными ногтями. Похоже, он сам собирался стрелять. — Кто-нибудь из вас что-нибудь знает о пушечном порохе?

Бурдон язвительно ухмыльнулся.

— Только как делаются вот такие метки, — проговорил он, указав на буквы, выжженные на его щеке. — Вечное клеймо. Втирают порох сразу же после каленого железа.

— Я работал в каменоломне, — вмешался в разговор Гектор. — Я научу.

— Хорошо. Порох нужно всегда хранить отдельно. Даже пустые бочки могут содержать мелкие частицы, которые способны взорваться, — предупредил бомбардир, а потом повернулся к Дану. — А ты мне нужен, чтобы убедиться в правильности заряда мортиры и в том, что запал вставлен в бомбу как нужно и находится в рабочем состоянии. Все необходимые инструменты лежат вон там, в холщовом мешке.

Пока Дан готовил мортиру, Гектор и Бурдон проверяли бомбы. Они вынимали из каждой бомбы деревянную затычку, смешивали и через воронку досыпали порох, проверяли, ровно ли лежит порох в полом шаре, и вставляли затычку на место. Это напомнило Гектору о той поре, когда он засыпал заряды пороха в скважины, там, в алжирской каменоломне. Как велел бомбардир, они ради безопасности вернули пустые бочки на место у борта. Матросы и команда галерных пушкарей, обычно располагавшиеся на рамбаде, потихоньку улизнули. Даже Пьекур стоял достаточно далеко, чтобы не слишком рисковать в случае неудачи.

— Я готов сделать пристрельный выстрел! — крикнул мортирщик. — Пожалуйста, поставьте корабль на линию огня. Нос должен смотреть прямо на цель.

Пьекур прищурился, глядя на город, потом отдал несколько сигналов свистком. Гребцы погрузили лопасти в воду, правый борт загребал, левый табанил. Галера медленно поворачивалась. Резкий свисток — и гребцы стали одерживать галеру, чтобы стояла на месте. Глянув назад, Гектор увидел, что комиты собрались на полуюте. Стояли они слишком далеко, чтобы разглядеть лица, но ему было интересно, который же из них капитан, прославленный шевалье, слывущий неумолимым врагом мусульман. Даже когда Шабрийан устроил пиршество во время Праздника галер, галерникам было запрещено смотреть прямо на шевалье и его гостей. Это, предупредили гребцов, будет расценено как оскорбление и отмечено кнутом.

Его мысли прервали — мортира оглушительно кашлянула, огромное облако плотного дыма вырвалось из жерла, и галера содрогнулась по всей длине. Палуба под ногами Гектора вдруг провалилась — от мощной отдачи мортиры нос галеры погрузился в море. И волны раскатились от корпуса, словно огромная скала рухнула в воду.

Бомба была видна — черное пятно высоко в небе, волочащее за собой хвост дыма и огня, мчащееся вперед, к берегу. Вот она пошла по дуге вниз и без всякого вреда плюхнулась в воду, не долетев ста ярдов до городской стены. Взрыва не последовало.

— Подведите корабль ближе, пожалуйста, — попросил бомбардир.

Снова свисток Пьекура. Галерники сделали дюжину гребков и остановились. Галера скользнула ближе к тонкой полосе прибоя.

Зарядили другую бомбу, и на сей раз она ударилась на полдороге от берега до города, и раздался приглушенный взрыв.

— Пожалуйста, еще ближе, — попросил бомбардир. — Подведите галеру ближе к цели.

— Здесь могут быть мели, — предупредил Пьекур. — Я не стану рисковать судном. Кроме того, на таком расстоянии мы попадем под огонь городских пушек. У них могут оказаться пушки большого калибра, и они не палят только потому, что берегут порох. Всего один залп способен сильно повредить нам.

— А я не могу увеличить угол, — пожаловался пушкарь. — Сорок пять градусов — это максимум. Я могу только увеличить заряд, а это может разорвать ствол. — Он бросил встревоженный взгляд на Дана. — Позови своего друга с каменоломни, пусть поможет тебе отмерить все точно. Нам нельзя ошибаться.

Всю вторую половину дня Дан, Гектор и Бурдон работали на рамбаде. Они проверяли и вставляли взрыватели в бомбы, загружали их в жерло пушки, чистили ствол мортиры после каждого выстрела и очищали запальное отверстие, помогали бомбардиру заряжать мортиру и устанавливать запал, потом стрелять, пока гребцы одерживали галеру. Бомба за бомбой летели в сторону города то с недолетом, то отклоняясь от курса и падая в сторону. Одна преждевременно взорвалась в воздухе, осыпав осколками оболочки море. Этот случай заставил мортирщика испуганно втянуть в себя воздух. На опыте они постигали, сколько пороха нужно заряжать, чтобы бомба долетала до цели, и какой слой пороха необходим, чтобы снаряд взрывался при попадании. От запалов с ударником отказались, потому что они слишком часто не срабатывали. К закату солнца каждая бомба, которую они посылали, попадала в цель, и клубы пыли вздымались там, где она падала.

Но на город бомбардировка не производила заметного впечатления. Он оставался тих и спокоен. Никто не появился из ворот, никого не было видно на зубчатой стене. Никто не бежал в горы. Не было и выстрелов. Как будто город давно брошен и необитаем. Только все более плотное облако пыли над домами говорило о разрушениях, которые, должно быть, имели место. К сумеркам почти весь запас бомб был истрачен, и в голосе бомбардира слышалось разочарование, когда он велел прекратить стрельбу.

Пьекур приказал гребцам отгрести на безопасное расстояние от берега, и там «Герасим» бросил якорь.

Черные от порохового дыма и наполовину оглохшие, Гектор и два его товарища вернулись на свою гребную скамью и снова были прикованы к месту.

— Думаю, мы причинили больше вреда галере, чем городу, — тихо сказал Гектор.

— Как это? — спросил Дан.

— Рамбада просто подпрыгивала при каждом выстреле мортиры. А мы увеличили заряд, и стало еще хуже. Обшивка палубы ходила ходуном. К вечеру балки под ними тоже расшатались. Когда мы с Бурдоном шли на корму в пороховой погреб, я заметил, что вода в трюме поднимается быстрее обычного. Удивительно, что никто больше этого не заметил.