В темноте дом Кеннеди выглядел довольно устрашающе. Прекрасно сохранившийся и вернувший недавно первоначальную красоту, трехэтажный особняк отличался от соседних зданий изящной башенкой и остроконечной крышей. Без сомнения, самое красивое здание в городе и единственное историческое, кроме почты.

Грейс странно оробела, словно не имела никакого права переступать его порог. Направляясь к широкой веранде, она трижды останавливалась в нерешительности и едва не поворачивала в обратную сторону. Пусть Рэйлин и умерла, но и дом, и мужчина в нем, и дети по-прежнему принадлежали ей. В голове у нее все еще звучали голоса друзей Кеннеди: «Эй, малышка, иди сюда. Давай, угости меня сладеньким …»

Закусив губу, Грейс опустила руку, так и не решившись постучать. О чем она только думала? Ей здесь не место. Ей нечего здесь делать.

Она торопливо спустилась по ступенькам, но за спиной щелкнул замок — кто-то открыл дверь.

— Ты что же, не могла постучать? — спросил Кеннеди.

Проклиная себя за слабоволие, из-за которого в первую очередь и оказалась здесь, Грейс повернулась и шагнула назад по выложенной каменными плитами дорожке, окаймленной с обеих сторон тюльпанами и ирисами.

— Не хотела тебя будить.

— Я не спал.

Неподалеку проехала по улице машина. Грейс затаила дыхание и выдохнула только тогда, когда поняла, что это не Джо.

— В чем дело? Что-то не так?

— Здесь… В этом месте все воспринимается по-другому, — ответила она.

Кеннеди оставался в тени, так что прочесть выражение его лица было невозможно.

— Как?

— Мне здесь некомфортно.

Несколько секунд он задумчиво смотрел на нее.

— Почему? По-моему, ты здесь раньше не бывала. Или я ошибаюсь?

— Я часто проходила мимо. До сих пор помню вечеринку по случаю шестнадцатилетия Лейси Баумгартер. — Грейс кивнула в сторону сада. — Я шла на работу, в пиццерию, а ты раскачивал девочек на качелях.

Кеннеди промолчал.

Она тихонько откашлялась.

— Так или иначе, здесь все напоминает о том, что мы не можем быть вместе.

— Я бы пришел к тебе, но не могу оставить мальчиков одних, — сказал он.

— Понимаю.

— Значит ли это, что ты не войдешь?

— Я не могу.

Он неслышно прикрыл за собой дверь и сошел вниз, на дорожку.

— Грейс…

— Что?

Кеннеди шагнул к ней. На нем были только старые линялые джинсы, и ей стоило немалого труда оторвать взгляд от обнаженного торса.

— Я очень хочу, чтобы ты вошла.

Глядя мимо него, на темный и суровый дом, она медленно покачала головой.

Он взял ее руки, поднес к губам и принялся целовать пальцы.

— Думаю, тебе понравится. Надо только немного привыкнуть.

Грейс только теперь заметила сбитые костяшки и припухлость.

— Ты повредил руку.

— Ничего страшного. Доктор сказал, что за неделю пройдет. Может, даже раньше.

— Хорошо.

Он попытался потянуть ее за собой к ступенькам, но она уперлась.

— Ну же, Грейс. Перестань. Что с тобой?

— Не хочу, чтобы ты занимался со мной любовью, представляя, что я — Рэйлин, — виновато призналась она.

Кеннеди отпустил ее руки. Нахмурился:

— Я вовсе не хочу, чтобы ты была кем-то, кроме себя самой.

Она не ответила, и тогда он обнял ее за шею, наклонился и прижался губами к виску.

— На той вечеринке, о которой ты вспомнила, было не так уж весело. Да и на других тоже.

Грейс кивнула.

— Просто мы такие разные.

— Кто так говорит?

Кто говорит? Да это всем понятно. Она ведь жила здесь и чувствовала это каждый день.

— Идем. — Он взял ее за руку и повел на лужайку.

— Куда? — растерялась Грейс. Кеннеди указал на старые качели:

— Сегодня твоя очередь.

Она уже собралась было уходить, но теперь заколебалась. Зависть к тем, кто развлекался когда-то на этой лужайке, тихонько дремала все долгие годы и теперь, проснувшись, удерживала и не давала уйти. Но окончательно убедило выражение терпеливого ожидания на лице Кеннеди. Она неловко опустилась на деревянное сиденье и взялась за веревки, а он начал раскачивать.

Сиденье поскрипывало все жалостливее и жалостливее, Грейс взлетала все выше и выше, и с каждым взлетом дыхание замирало, а сердце пело и скакало от радости.

В какой-то момент она просто закрыла глаза и улыбнулась, наслаждаясь головокружительным ощущением полета и чувствуя твердую руку Кеннеди, помогавшего ей плыть через пространство. Кто бы мог подумать, что девчонка, над которой издевалась и насмехалась когда-то вся школа, дождется-таки приглашения на бал.

И пригласит ее не кто иной, как сам принц.