Черные глаза офицера-туземца обежали все пространство кругом и остановились на огне топившейся кухни.

— Если, ваше благородие, позволите, то… — произнес он и поглядел сперва на арестованного араба, а потом на огонь.

— Ну, нет, это не годится. Это — чересчур, ей Богу, чересчур.

— Немножко-то можно, — продолжал настаивать египтянин.

— Ни за что. Если бы это можно было сделать по-семейному, тогда бы куда ни шло, а что мы станем делать, если это дойдет до Лондона? — прошептал Джойс, а потом прибавил: — Ну, а попугать-то его мы, во всяком случае, можем, тут беды никакой не будет.

— Конечно, не будет, сэр. Джойс крикнул:

— Снять с арестанта плащ! Возьмите подкову и накалите ее докрасна.

Суданцы принялись исполнять приказание. Араб следил за ними, но он не был испуган. Совершенно напротив, он точно улыбался.

Он и глазом не мигнул, когда к нему приблизился черный сержант, держа на двух штыках раскаленную докрасна подкову.

— Ну что? Заговоришь ли ты теперь? — свирепо закричал Джойс на пленника.

Араб любезно улыбнулся и отрицательно мотнул головой.

— Бросьте эту проклятую подкову! — воскликнул Джойс, вскакивая со стула. — Запугивать его бесполезно. Он знает, что мы его не будем пытать. Но что я могу сделать и непременно сделаю — так это вот что. Скажите ему, что если он не заговорит завтра, я его высеку. Я сдеру всю шкуру с его спины. Это так же верно, как и то, что меня зовут Джойсом. Передали вы ему это?

— Да, сэр.

— Отлично, а теперь вы можете идти спать, мой красавец. Желаю вам спокойной ночи.

Следствие было прекращено. Арестанта увела стража. Ему дали на ужин риса и воды.

Иларий Джойс был предобродушный человек и потому не мог спать целую ночь. Он боялся, что ему придется сечь араба. Эта мысль мучила его, и он ворочался с боку на бок. Джойс надеялся, однако, что дело ограничится пустяками и что вид ременных плеток благодетельно подействует на араба, и он перестанет упрямиться.

«А что если вдруг окажется, что араб-то и на самом деле немой? За что же его сечь-то?»

И эта мысль так подействовала на Джойса, что он окончательно решил не трогать арестованного араба, а просто-напросто отправить его в Ассуан. Что за беда, в самом деле? Так или иначе, араб арестован им. Джойсом. Начальство этого не забудет.

Джойс, думая обо всем этом, так и не успел заснуть. Вдруг послышались чьи-то шаги. В палатку влетел Магомет-Али.

— Пленник убежал, сэр!

— Как? Убежал?!

— Да, сэр, и притом он похитил нашего лучшего рысистого верблюда. Он прорезал полотно в палатке и скрылся рано поутру.

Иларий Джойс энергично принялся за розыски. Кавалерия объездила все окрестности. Суданцы рыскали повсюду, оглядывая следы и ища араба. Все было напрасно. Он исчез бесследно.

Иларий Джойс был огорчен; с тяжелым сердцем он написал рапорт о происшедшем, и отправил его в Ассуан. Через пять дней получился краткий приказ от генерала, который предписывал Джойсу явиться лично и сделать доклад. Скверно себя почувствовал молодой офицер. Он ожидал всего худшего от сурового начальника, который щадил своих подчиненных также мало, как самого себя.

И действительно, оправдались его самые худшие предчувствия. Грязный и усталый, он добрался после скучного путешествия до главной квартиры. За столом, заваленным бумагами и планами, сидели и работали знаменитый воин и начальник разведочного отдела. Прием, оказанный им Джойсу, был очень холоден. Генерал сказал:

— Итак, капитан Джойс, вы упустили мимо пальцев одного очень важного арестанта?

— Я очень сожалею об этом, сэр.

— О, в этом я не сомневаюсь, но дела этим не поправишь. Узнали ли вы что-нибудь у арестанта прежде, чем он убежал?

— Нет, сэр.

— Почему?

— Он ничего не хотел говорить, сэр.

— А вы пробовали его заставить говорить?

— Да, сэр, я сделал все, что мог.

— Что именно?

— Я угрожал применением физической силы, сэр.

— И что же, сказал что-нибудь араб?

— Ничего не сказал, сэр.

— А каков он был из себя?

— Высокий ростом, сэр, по всей видимости, головорез.

— Его приметы?

— Длинная черная борода и серые глаза, то и дело гримасничает.