Шрифт:
— Всё кончено, Остин.
— Но почему, Агата? Вас, должно быть, ввели в заблуждение Вам, наверное, рассказали обо мне какую-то гнусную ложь? Или вы неверно истолковали мои слова. Скажите, в чём моя вина? В чём, собственно, дело? Одного вашего слова хватит, чтобы всё исправить!
— Считайте, что я освобождаю вас от обязательств.
— Но вчера вечером, когда мы расстались, между нами не было и тени недоразумения. Что могло произойти за это время? Отчего вы так переменились? Это, верно, произошло вчера вечером. Вы вспомнили о чём-то и не одобрили моего поступка. Уж не моё ли отношение к месмеризму тому причина? Вы рассердились на меня за то, что я позволил этой женщине проводить с вами дурацкий опыт? Но вы же знаете, что при малейшем признаке вашего неудовольствия я бы немедленно вмешался?
— Не к чему говорить об этом, Остин. Между нами всё кончено.
Голос Агаты был какой-то невыразительный, в тоне не чувствовалось убеждённости. Во всей осанке сквозило что-то неуловимо принуждённое и неестественное.
Тем не менее, было ясно, что Агата решительно не желает вдаваться в какие-либо объяснения и устраивать сцены
Не так однако было со мной. Я буквально дрожал от возбуждения, пришлось даже отвернуться. Мне было стыдно показать Агате, что я до такой степени утратил контроль над собой.
— Вы должны знать, что это для меня значит! — воскликнул я. — Это крушение моих надежд. Вы одним махом взяли и разрушили мою жизнь! Надеюсь, вы хотя бы выслушаете меня и скажете, наконец, в чём дело. Неужели вы думаете, что и я поступил бы с вами так же, при каких бы то ни было обстоятельствах? Ради Бога, Агата, скажите, в чём я провинился перед вами!
Она молча проследовала мимо и уже открыла дверь.
— Не вижу смысла что-либо объяснять, Остин, — ответила Агата. — Считайте нашу помолвку расторгнутой.
И она ушла, оставив меня в оцепенении. Придя в себя, я услышал, как за ней закрылась входная дверь.
Я бросился в комнату и принялся одеваться. Быть может, миссис Марден знает, какова причина свалившегося на меня несчастья.
Я был в столь лихорадочном возбуждении, что мне стоило немалых трудов завязать ботинки.
Никогда не забуду эти ужасные 10 минут.
Едва я надел пальто, как часы на камине пробили 10.
10 часов! Я вспомнил о записке мисс Пенелосы. Записка лежала на столе. Я подбежал и развернул её. Она была написана карандашом, весьма примечательным квадратным почерком.
Вот что в ней говорилось:
«Дорогой профессор Джилрой!
Прошу извинить, что мой опыт затронул Вашу личную жизнь, в которую я не смею вторгаться.
Профессор Вильсон случайно упомянул о Ваших отношениях с моим сегодняшним субъектом, и я подумала, что ничто не сможет для Вас быть более убедительным, нежели указание, внушённое мною мисс Марден, нанести Вам визит завтра в половине десятого утра с тем, чтобы сообщить, будто Ваша помолвка расторгнута, каковое расторжение и должно будет продлиться около получаса.
Наука столь требовательна, столь взыскательна, что весьма затруднительно предложить ей такое средство контроля, которое бы могло её удовлетворить. Но я уверена, что подобное средство будет выглядеть вполне убедительно, поскольку субъект в данном случае всего менее расположен совершить это действие по собственной доброй воле.
Каков бы ни был результат, забудьте о нём: субъект в данном случае совершенно ни при чём, и у вашей избранницы сердца не останется ни малейшего воспоминания о пережитом опыте
Пишу эти строки, чтобы Вас успокоить и попросить прощения за мимолётное страдание, которое, вероятно, я доставила Вам своим опытом».
И в самом деле, когда я прочёл записку, то испытал несказанное облегчение и был не в состоянии сердиться.
Конечно же, это на редкость бесцеремонно со стороны женщины, с которой я едва знаком. Но в то же время надо признать, что я сам спровоцировал её своим скептицизмом. Меня и в самом деле трудно убедить. Вот она и выбрала этот способ.
Мне и вправду нечего возразить, опыт оказался весьма убедителен. Гипнотическое внушение действительно имело место и стало теперь для меня твёрдо установленным фактом.
Приходится признать: Агата, самая уравновешенная из женщин, которых я знаю, была доведена до бессознательного автоматического состояния.
Другое лицо, находящееся на значительном удалении, заставило её двигаться наподобие того, как инженер управляет движением торпеды Бреннана.
Душа гипнотизёра вкралась в неё, изгнала её душу, завладела нервным аппаратом, как бы говоря: «Я буду распоряжаться твоим телом в течение получаса».
Агата, с момента её прихода и до самого ухода, должна была находиться в бессознательном состоянии.
Но как она в таком состоянии шла по улице, не подвергаясь при этом опасности?
Я взял шляпу и спешно вышел, чтобы убедиться, что с Агатой всё в порядке.
Да. Она была у себя.
Меня провели в салон, где я застал свою невесту с книгой на коленях.
— Вы наносите ранние визиты, Остин, — сказала она с улыбкой.
— Да, но, во всяком случае, не столь ранние, как вы, дорогая Агата, — ответил я.
Мои слова явно заинтриговали её.
— Что вы хотите этим сказать?