Он погладил кобылу, угостил еще одной морковкой, но когда она принялась выпрашивать третью, покачал головой и вышел из стойла.

И тут же об этом пожалел, потому что наткнулся на Туснельду, игравшую со щенком. Это само по себе никуда не годилось: одно дело лошадь, ее не грех побаловать, но собака должна оставаться злобной. Ее работа — сторожить добро, а какой сторож из пса с игривым нравом?

В последнее время отношения Сегеста с дочерью были из рук вон плохи. А ведь он хотел ей добра, эту «кобылку» он рад был баловать больше, чем лошадь. Другое дело, что они с Туснельдой по-разному смотрят на мир. Что поделать, отцы и дочери всегда все видят по-разному.

Туснельда смеялась, щекоча брюшко щенка, но стоило ей заметить Сегеста, как лицо ее затвердело, как сжавшийся кулак. Она выпрямилась и повернулась к отцу спиной.

— Если бы мужчина вздумал так со мной обращаться, я бы его убил, — заметил Сегест.

Дочь развернулась к нему, но не из уважения.

— А ты подумал о том, что убиваешь меня? — резко ответила она.

— О чем ты?

Сперва недоумение Сегеста было искренним, потом он сообразил, что имеет в виду дочь, — и чуть не пожалел, что это понял.

— В обручении с Тадрасом нет ничего плохого, — проворчал он.

Такие споры случались у них не реже раза на дню. Сегест уже устал от них, но Туснельда, по-видимому, не устала. Ну почему он не назначил день свадьбы пораньше? Тогда она бы уже вышла из-под его опеки и переживать за нее пришлось бы Тадрасу.

Однако кое-что изменилось. В серых глазах девушки теперь светилась не только ярость, но нечто очень похожее на торжество.

— Арминий вернулся. Он воевал в Паннонии, но вернулся целым и невредимым!

Туснельда выкрикнула это Сегесту в лицо.

Сегест уже знал о возвращении Арминия — ему доложили об этом пару дней назад. Он ничего не сказал дочери, хотя в его-то годы следовало бы знать — дурных вестей не утаишь.

— Как ты узнала? — устало спросил он.

Судя по вспыхнувшим глазам Туснельды, она еще поговорит с отцом о том, почему он не пересказал ей услышанную новость. Но позже, а сейчас девчонке больше хотелось пошпынять Сегеста самой этой новостью.

— Один раб рассказал, — бросила она. — Еще и удивлялся: все, дескать, об этом толкуют, и только у нас ничего не слышно.

Значит, она не будет терять время, браня Сегеста за то, что тот скрыл от нее услышанное. Во всяком случае, сейчас не будет. Он вздохнул.

— Вернулся, не вернулся — какая разница. Это ничего не меняет.

— Ты так думаешь?

Его дочь над ним смеялась.

Не будь она его собственной плотью и кровью… Но Туснельда была его родной дочерью, поэтому, хотя и с трудом, гордый Сегест обуздал свой гнев.

— Уверен, — сказал он, качнув головой. — Мне не нужен семейный союз с Арминием. Он слишком ненавидит римлян, и это небезопасно.

— Ты так не думал, когда обещал меня ему! — усмехнулась Туснельда. — И как ты можешь говорить о нем такие вещи? Это он служит в римской армии, а не ты!

— Служит, кто бы спорил… Кто сумеет сломать телегу лучше тележного мастера?

Услышав это, дочь уставилась на Сегеста так, словно тот неожиданно заговорил по-гречески. Чего Сегест при всем желании сделать бы не смог. Правда, уже то, что он знал о существовании греческого языка, сильно отличало его от большинства германцев.

Сегест опять вздохнул и продолжал:

— Арминий поступил в римскую армию лишь затем, чтобы научиться побеждать римлян.

— Он хочет, чтобы мы были свободными, — сказала Туснельда.

— Свободными, чтобы по-прежнему враждовать между собой? Свободными, чтобы, как и раньше, веками ютиться по чащобам и трясинам? Свободными, чтобы оставаться дикими, как венеды и финны?

Сегест перечислил самые дикие народы, известные германцам.

— Финны делают наконечники стрел из кости. Они живут без крова или в хижинах, похожих на плетеные корзины. Они спят на земле, — возмущенно отозвалась Туснельда.

— В глазах римлян мы такие же, как финны в наших глазах, — заявил Сегест.

— Значит, римляне глупы!

Сегест покачал головой.

— Нет. И ты это прекрасно знаешь. У них есть много такого, чего нет у нас, и они не сражаются друг с другом, как мы. Я хочу, чтобы мы жили так же, как они. Этого хочет и Тадрас. Разве это плохо?

— Мы должны оставаться свободными!

Да, видать, Туснельда училась у Арминия. Проныра еще до своего ухода успел заморочить девчонке голову.