Николетта тронула за рукав мэра, который все еще стоял около лужи загустевшей крови. Ногера встрепенулся.

– Мне надо поговорить с вами, – жестко сказала Николетта.

Мэр произнес:

– У меня много дел, госпожа комиссар, не может ли это подождать?

– Нет, – отрубила Нико. – Дон Пруденсио, скажите мне, если, по вашим собственным словам, вы провели всю ночь с супругой, то как вы могли в то же самое время оказаться в стенах монастыря, причем в те часы, когда было совершено убийство сестры Лукреции. Надежные и заслуживающие доверия свидетели видели вас собственными глазами, так что не имеет смысла отпираться и врать!

Дон Ногера побледнел, он явно не ожидал такого вопроса. Оглянувшись по сторонам, он заметил отца Теренсио, который поправлял горящие свечи.

– Не здесь, – пробурчал он. – Пошли на воздух!

Николетта последовала за Ногерой. Мэр распрямил плечи и строго взглянул на комиссаршу, но та видела, что дон Пруденсио на самом деле жутко боится.

– Что это за люди, которые обвиняют меня черт знает в чем! – сказал он, когда они вышли на монастырское кладбище. – У меня много врагов, не все могут простить мне то, что я столь удачно руковожу Санта-Кларитой уже много лет. У меня полно завистников!

– Один из этих свидетелей – я сама, – сказала Николетта. – И у меня нет ни малейшего желания занять ваш пост или помогать вашим конкурентам, если у вас таковые вообще имеются. Я видела, как вы проникли на территорию монастыря и примерно час спустя покинули его снова, и направились к себе домой, видимо, чтобы опять улечься около мирно спящей супруги. Она знает о ваших отлучках?

Дон Пруденсио молчал, жуя ус. Затем сказал:

– Нет. Камилла ничего не знает и не должна знать. Я иногда даю ей на ночь снотворное, и она спит без задних ног до самого рассвета. Так что спроси вы ее, где я был ночью, она скажет вам, что я провел все время около нее.

Он замолчал, а затем продолжил:

– Но я расскажу вам правду, госпожа комиссар. Однако обещайте мне, что Камилла ни о чем не узнает! Дело в том... В том, что на самом деле все деньги в нашей семье принадлежат ей. Так уж получилось, что много лет назад я познакомился с красивой девушкой, которая стала впоследствии моей женой. Она из очень богатой семьи, ее отец был раньше сенатором.

Значит, дон Пруденсио только создает видимость удачливого бизнесмена! А на самом деле деньгами в доме заправляет Камилла. И мэр находится в прямой от нее зависимости. И это с его-то темпераментом мачо!

– Я очень люблю жену и ценю ее, но иногда... Иногда мне требуется развлечение на стороне. Я же мужчина, я имею на это право! Так вот, я ходил в монастырь, чтобы... Чтобы провести приятно время с одной из его обитательниц!

– С кем именно? – потребовала Николетта.

Мэр вздохнул и сказал:

– Ну, не с аббатисой, та была красавицей, но лет тридцать назад. И не с Амарантой или Урсулой, уверяю вас! Меня ждала малышка Витансьон!

Молодая и красивая послушница, которая готовится принять постриг, вот кто стал жертвой любвеобильного дона Пруденсио. Но жертвой ли?

– Я же знаю, что у нее в семье не хватает денег, – вещал мэр. – Кроме того, она не хочет быть монашкой, это желание ее деспотичных родителей. Так что я убеждаю ее бросить эту затею и пойти работать ко мне в секретарши!

– Для этого вы избрали весьма нетривиальный способ убеждения, – заметила Кордеро. – Как долго длится эта связь?

– Как вы жестоки! – сказал Ногера. – Витансьон такая лапушка, если бы не моя любовь к Камилле... В общем, мы встречаемся уже три месяца.

– Вы что-нибудь видели вчера вечером? – спросила комиссарша.

Мэр отрицательно покачал головой:

– Нет, мы были увлечены до такой степени, что ничего вокруг для нас не существовало. Но если вы думаете, что я кокнул эту старую грымзу Лукрецию, то уверяю вас – мне это ни к чему! Она мне не нравилась, но, помимо меня, ее не любили и все другие. Так что у вас широкий круг подозреваемых!

Николетта посмотрела на манжеты рубашки дона Пруденсио. Их, как обычно, украшали запонки, на этот раз золото с гранатами и бриллиантами.

– Кстати, у вас ведь есть запонки из малахита? – спросила его Кордеро.

Градоначальник непонимающе посмотрел на нее, а потом заметил:

– Кажется, да. А какое это имеет отношение к делу?

– Где они сейчас? – продолжала настаивать Николетта.

Пруденсио ответил:

– Я потерял одну из запонок, поэтому их не ношу. Но разве это так важно?

– Когда вы потеряли ее? – Николетта видела, что дон Пруденсио побледнел. Отчего? Вопрос-то невинный. Или он не хочет сознаваться в том, что потерял запонку в ночь, когда была убита сестра Пилар?

– Не помню, – отрезал мэр. – Несколько недель назад. Не могу точно сказать. А это так важно для следствия?