Решающим фактором, вне сомнения, был моральный дух войск. Всё изменилось после первого сражения под Инёню. Больше никто не смел сказать, что создать регулярную армию невозможно. А на следующий день после второй победы под Инёню был пересечен новый рубеж. «Мы готовы выполнить любое задание и идти на необходимые жертвы», — заявляло население.

Национальное собрание рассматривает широкий спектр вопросов и принимает законы. К весне 1921 года уже принято 122 закона, охватывающие широкий круг вопросов — от защиты индустриального потенциала страны до развития образования. Короткая беседа одного из журналистов «Национального суверенитета» с министром финансов служит хорошей иллюстрацией главных задач момента:

«В перерыве между заседаниями Национального собрания я встретил Ферит-бея, министра финансов.

— Мой дорогой, — сказал он, — мы читаем ваши статьи „Конференция в Лондоне“, „Греческий вопрос“, но есть кое-что гораздо более важное, о чем вы забываете написать.

— Чего это касается? — быстро спросил я у уважаемого министра.

— Заводов, мой дорогой, заводов… Пишите и повторяйте, расскажите всем, что нам необходимы заводы, и еще раз заводы. Экономическая независимость не может быть гарантирована иным образом. Без этого какой смысл добиваться политической независимости <…>. Да, мы продаем за сорок сантимов, а покупаем за тысячу двести… Правительство строит и будет строить необходимые заводы. Но правительство не может заниматься всеми предприятиями…»

Итак, заводы и… школы. В начале июня агентство «Национальный суверенитет» объявляет о предстоящем созыве Конгресса по образованию: «Когда мы укрепим успехи нашей регулярной армии на фронтах армией образованных людей в тылу, мы сможем добиться равновесия, необходимого для нашей Стабильности. Армия и образование — вот два средства, которые обеспечат победу народу».

Приходят на ум некоторые воспоминания. Мнение английского посла в Стамбуле в 1908 году: «История Турции исключительно военная». Или фраза, произнесенная Кемалем в лицее Анкары через три дня после прибытия в город: «Уважаемые ученики, вы занимаетесь исключительно важным делом… Я знаю, что вы ответите на призыв родины».

В Анатолии продолжались сражения. А в Европе итальянцы, французы и англичане были озабочены одним — договориться с Кемалем. Все пути вели в Анкару.

Первый шаг сделали итальянцы. Они стали предлагать Анкаре различные услуги. Нуждаются ли националисты в корабле, чтобы перевезти своих представителей, или в городе, где состоялись бы переговоры? Рим предлагает свои услуги. Нужно ли им оружие и боеприпасы? Рим предоставит. Анатолийское агентство нуждается в ретрансляции своих новостей по Европе? Никаких проблем, итальянское агентство в их распоряжении. И наконец, итальянское правительство выполняет соглашение, подписанное Бекиром Сами в Лондоне, и с 1 июня 1921 года начинает эвакуацию из южной провинции Адалии.

В отличие от итальянцев французы ведут себя сдержанно. И мая 1921 года Аристид Бриан, министр иностранных дел, объявляет военной комендатуре Стамбула о скором отъезде в Анатолию Анри Франклен-Буйона. Бывший председатель комиссии по иностранным делам, отличившийся в борьбе за ратификацию Версальского договора, планирует поездку в качестве частного лица.

Частным образом? Франклен-Буйон непрерывно связывается по телеграфу с министерством иностранных дел Франции и не делает ни шага без сопровождения полковника Сарру из турецкой жандармерии.

К сожалению, Франклен-Буйон практически не оставит никаких свидетельств о своей поездке и переговорах с Кемалем и его соратниками. Но одно не вызывает сомнения: между пашой и радикальным политиком установились настоящие дружеские отношения. Об этом свидетельствует и фотография: Кемаль, как всегда элегантный, с искренней улыбкой слушает собеседника, Франклен-Буйона, мужчину среднего роста, несколько тучного, с хитрым взглядом, поддерживая его за локоть. Взаимопонимание и даже некая фамильярность очевидны.

Кемаль очень редко проявлял фамильярность, по крайней мере публично. Как отмечал журналист Якуб Кадри Караосманоглу, взявший у него интервью в 1921 году, «Кемаль не похож ни на одну из своих фотографий, какие вы видите в газетах. Лицо у него гораздо более приветливое, живое и выразительное, чем на всех фотографиях». Как правило, на публике у Кемаля застывшее выражение лица, лишенное каких бы то ни было эмоций. Анатолийцы не осуждают его за это. Напротив, как отмечал один из турецких обозревателей, когда он появлялся на улице в сопровождении телохранителей-лазов, вооруженных до зубов, толпы людей спешили увидеть его, поцеловать его руки, «воспринимая его в определенной степени как монарха». А поэт Яхья Кемаль пытается объяснить этот феномен более утонченно: «Он сумел понять разницу между надменностью одиночки на вершине славы и восторженной любовью народа к тому, кто всюду со своим народом».

Не стоит поддаваться искушению всё объяснить, но как не представить себе радость, охватившую Кемаля, когда он услышал о том, что Париж хотел бы начать переговоры с Анкарой?

Тогда как Париж при посредничестве Франклен-Буйона ищет пути сближения с Анкарой, Лондон ведет себя более сдержанно. Тем не менее один шанс, кажется, был предоставлен англичанам в ноябре 1920 года. Этот эпизод мало известен и не упоминается большинством биографов Кемаля.

Некто Димитр Ачков был принят британскими дипломатами в Софии. Бывший болгарский парламентарий, а теперь коммерсант, Ачков знал Мустафу Кемаля со времен его службы в Софии в 1914 году; он тогда был в дружеских отношениях с Кемалем, принимал его у себя и даже «сватал» ему свою дочь. «Я не встречался с пашой с марта 1920 года, — заявил Ачков своим собеседникам, — но я поддерживаю с ним связь. Моя инициатива базируется тем не менее на заявлениях, услышанных из уст самого Кемаля». И Ачков утверждает, что Кемаль хочет дружбы с Великобританией, что он готов тайно встретиться с английскими представителями, чтобы договориться о следующем: Измир должен остаться турецким, Великобритания должна отказаться от своей прогреческой политики, а Кемаль будет использовать помощь большевиков только в том случае, если будет вынужден пойти на это из-за «отсутствия любой другой помощи», и он не будет выступать «против существования автономной независимой (!) Армении в пределах Эриваньской Республики».