– Нео, нео, – закивала я.

Китаец начал озираться, похоже, он искал переводчика, но того рядом не наблюдалось, и судья продолжал:

– Кео иза?

– Иза, иза, – радостно воскликнула Кира, решив подлизаться к дядечке, который выдает медали.

– Бьютифул! – обрадовался судья. – Ду ю спик инглиш?

– Ноу, – ответила я, – ихь… э… ихь…

Все немецкие слова, когда-то вбитые в голову девочки Романовой замечательной учительницей Красновой, напрочь вылетели оттуда. А ведь говорила мне Наталия Львовна:

– Овладевай как следует языком, в жизни пригодится!

Я сосредоточилась и вдруг отрыла в глубине памяти искомое выражение:

– Ихь бин кранк! [13]

Китаец заулыбался и закивал абсолютно лысой головой:

– Ай донт парле английский, [14] – ответила Кира.

– Вери найс, – сверкнул лысиной китаец, – зам дней? О'кей?

– О'кей, – на всякий случай согласилась я, – о'кей!

Арбитр достал из кармана три конфетки, завернутые в бумажки, и подал их мне.

– Нем-нем!

– Он предлагает тебе угоститься, – бойко перевела Кира, – слопай угощение, а потом благодари и кланяйся.

– Есть совсем не хочется, – закапризничала я.

– А кто тебя спрашивает? – возмутилась Кира. – Непременно жри, смотри, он уже не лыбится.

– Давай поделим их пополам, – предложила я.

– Забыла про мой диабет? – хмыкнула Кира. – Извини, но хавать бонбончики придется тебе. Ну, пожалуйста, Лампуша! Говорят, восточные люди злопамятны, обидчивы и мстительны. Ты откажешься, а он наших спаниелей засудит. Ну, ам-ам! Смотри, у дядьки лысина краснеет! Похоже, он злится!

Что мне оставалось делать? Я осторожно развернула бумажки и засунула в рот темно-коричневые конфеты.

– Вкусно? – с интересом спросила Кира.

– Офигительно, – ответила я, – кушанье на редкость отвратительно, не шоколад, не карамель, не ириска, не помадка…

Слова закончились.

– Из чего лакомство? – не поняла подруга.

– Не знаю, – вздохнула я, – ни разу не пробовала ничего подобного.

Пока мы с Кирой обсуждали иноземные конфеты, глаза судьи из узких стали круглыми, и он заверещал:

– О! Нео узи, бр-р, дза! Дза! Дза! Ин-ин!

– Слушай, мы его расстроили? – испугалась Кира.

– Или, наоборот, обрадовали? – предположила я.

– Ин-ин! – замахал руками арбитр.

И тут, на наше счастье, появилась девушка, которая, запыхавшись, сказала:

– Я Лариса, переводчик, простите, попала в дикую пробку. Вы уже договорились?

– Как еж с попугаем, – ответила Кира, – ну-ка переведи нам, чего хочет судья?

Лариса бойко зачирикала на китайском, потом примолкла и захихикала.

– Очень смешно? – разозлилась Кира.

– Ага, – честно призналась Лариса. – Ван Ли в шоке, он угостил собачек лакомством, а она не дала его спаниэлям, сама схомячила!

– Конфеты предназначались псам? – обалдела я.

Ван Ли разразился залпом слов.

Лариса скрестила руки на груди.

– Он предложил спаниелям особые биоконфеты, их производят из саранчи, червей Джеда и гусениц…

Карамельки, упавшие в мой желудок, сделали попытку подняться вверх по пищеводу.

– Спасибо, – остановила Ларису Кира, – необязательно в деталях сообщать их состав.

Но Ларису уже было не остановить:

– …и кузнечиков. Насекомые – кладезь отличного белка, – зачастила она, – никаких ароматизаторов внутри нет. Если вам самим понравилось угощение, Ван Ли с удовольствием даст еще.

– Ням-ням? – радушно предложил китаец.

Я усиленно пыталась справиться с тошнотой, а Кира зачастила:

– Ноу ням-ням! У Лампы ярко выраженная аллергия на червей Джумбо.

– Джеда, – занудно поправила Лариса и перевела китайцу Кирины слова.

Ван Ли зацокал языком, вынул из кармана своей курточки баллончик и заквохтал:

– Бирлирнео!

– Теперь-то чего? – вздохнула Кира.

Лариса вскинула голову.

– Он просит вас открыть рот, говорит, никогда не встречал людей с патологической реакцией на червей Джеда, он хочет вам помочь.

Испытывая те же ощущения, что и зайцы, увидевшие охотника с ружьем, я покорно исполнила приказ. Китаец нажал на распылитель и вновь произнес похожий на чириканье монолог.

– Ну как? – заботливо спросила Лариса.

– Нормально, – кивнула я, – слегка отдает ментолом.