Шрифт:
15 июля 1938 года Пауль, Термина и Хелена зарегистрировали свое имущество согласно требованиям к ев-рееям, — но при этом сделали оговорку: они заявили, что ждут пересмотра своего расового статуса, поскольку их дед по отцу, Герман Христиан, был евреем только на пятьдесят процентов.
Процедура «Befreiung»— изменения статуса еврея на Mischlingeпервой или второй степени, или Miscblingeна арийца — существовала в Третьем рейхе с 1935 года. Однако было еще и такое понятие, как Befreiungза заслуги — верную службу родине или партии. Этим занимался заместитель Гитлера Рудольф Гесс. Он мог изменить расовый статус «полукровок» и членов их семей, которые служили в Армии с первых дней войны 19 И года или участвовали в боевых действиях на стороне Германии или ее союзников, — по принципу «верность должна быть вознаграждена».
И Людвиг, и Пауль в свое время отправились добровольцами на фронт, были ранены и отмечены наградами. Посему первая попытка Витгенштейнов вырваться из тисков Нюрнбергских законов состояла в следующем: Термина предъявила список медалей, полученных Паулем и Людвигом в Первую мировую войну, — свидетельство того, что их семья преданно и отважно служила Австрии. Эти вопросы решались «в верхах», в Берлине, Министерством внутренних дел и рейхсканцелярией; туда-то Термина и Пауль и повезли медали. Однако к 1938 году фюрер уже выразил неудовольствие обилием прошений подобного рода: «Я получаю горы таких заявлений, целые горы, meine Parteigenossen\На свете наверняка есть евреи и поскромнее, чем в Третьем рейхе. Возмутительно! Я этого не потерплю!»
Летом 1938 года сестер ждал еще один удар. Пауль, единственный, на чью заботу и помощь они могли рассчитывать, принял решение об эмиграции. Потеряв в 19Н году на русском фронте правую руку, он много лет прилагал огромные усилия, чтобы оставаться концертирующим пианистом; свободное время он посвящал загородным прогулкам. Теперь первое стало невозможным, а второе — опасным для жизни. Он воевал за Австрию, за Австрию он лишился руки — и теперь у себя на родине был лишен возможности делать то, что любил больше всего на свете. Вероятно, именно это стало последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Но была и другая причина. У Пауля, о чем не ведали родные, были две маленькие дочки — Элизабет и Иоганна. Их матери Хильде, австрийке-католичке, Пауль давал частные уроки фортепиано — вероятно, благотворительные. Одаренная, любившая Бетховена, она происходила из типичной пригородной венской семьи — впрочем, не из такой, какая снискала бы одобрение сестер Пауля. Отец Хильды был трамвайным кондуктором. Однако в этой истории были и более важные обстоятельства. Хильда была на двадцать восемь лет моложе Пауля, и она была слепа. Она потеряла зрение в возрасте шести лет, в 1921 году,-переболев дифтерией и корью. Однорукий пианист средних лет и его юная слепая ученица были искренне и глубоко привязаны друг к другу. Это была настоящая любовь, и можно себе представить, как беспокоило Пауля будущее Хильды. Он боялся, что детей отнимут у матери и воспитают в нацистском духе. На чашу весов было брошено все — богатство, семья, карьера музыканта.
Пауль просил Термину и Хелену поехать с ним, но они отказались, и он один отправился в Швейцарию. Оттуда он совершил путешествие в Англию к Людвигу, рассказал ему о своей семье и попросил совета — где обосноваться. Брат порекомендовал Америку. Пауль покинул Европу в апреле 1939 года, благополучно обосновался в Нью-Йорке, и впоследствии занял очень жесткую позицию в переговорах семейства Витгенштейнов с Рейхом. Путь к нему Хильды и детей оказался долгим. В сопровождении друга семьи они отправились из Вены в Италию, а оттуда, после многих треволнений, — в Швейцарию, где им пришлось задержаться на несколько месяцев. Затем они вернулись в Италию и на борту маленького генуэзского лайнера, битком набитого беженцами — одного из последних, — после долгих мытарств добрались до Венесуэлы; следующим пунктом следования была Панама и, наконец, Куба, где их встретил Пауль и привез в Нью-Йорк.
Пауль вырвался из Европы буквально за месяц до того, как шеф швейцарской полиции Генрих Ротмунд отправился в Берлин, гордый успехами своей кампании против «иудаизации» Швейцарии. В столице он потребовал, чтобы власти Германии ставили евреям в паспорта штамп, красную букву J, по которой швейцарские пограничники будут распознавать евреев и преграждать им путь в страну.
Возникает правомерный вопрос: почему все Витгенштейны не воспользовались своим богатством, чтобы выехать из страны? С разрешением на эмиграцию проблем бы не возникло: в то время нацисты рассматривали огромный налог на эмиграцию, которым облагали богатых евреев, как средство для финансирования отъезда тех, кто были победнее. Но все же для обеих сестер Вена была родным домом, а Хелена к тому же не могла оставить своего больного мужа, Макса Зальцера. С отъездом Пауля жизнь их стала еще труднее, да и в международной политике сгущались тучи. Тревога и страх — только этим, наверное, можно объяснить нелепый шаг, который они предприняли, пытаясь обезопасить себя.
Осенью 1938 года Термина и Хелена приобрели поддельные югославские паспорта. Они надеялись, что югославским гражданам будет легче покинуть страну, если бежать все-таки придется. Полиция почти сразу же схватила изготовителей фальшивых паспортов; сестер тоже арестовали. В тюрьме, правда, они пробыли недолго, но это сказалось на их здоровье. Каким, должно быть, мрачным казалось будущее этим достойным и благородным дамам, не желавшим ни роскоши, ни славы и сделавшим благотворительность главным принципом своей жизни в родном городе! В октябре 1938 года Людвиг признался Дж. Э. Муру, что мысли об их судьбе не дают ему покоя.
Вся надежда семьи теперь была связана с заявлением, которое они сделали в июле: они представят доказательства того, что их дед по отцу Герман Христиан Витгенштейн не был евреем. Это означало бы шанс на изменение расового статуса — в случае благополучного «решения вопроса» они бы считались уже не евреями, а полуевреями. Внучка их тети Милли, Бригитта Цвиау-эр, уже начала действовать. В сентябре 1938 года она подала ^ReichsstellefurSippenforschung— Берлинское правительственное бюро генеалогических расследований — прошение, в котором доказывала, что Герман Христиан Витгенштейн был внебрачным потомком княжеского рода Вальдек. К прошению была приложена фотография его детей, якобы совершенно непохожих на евреев. Действительно ли Герман Христиан был незаконнорожденным? Сын Маргарет, Джон Стонборо, считает, что это «маловероятно, но все же возможно»; в конце концов, отмечает он, семья Мейеров-Витгенштейнов пользовалась княжеским покровительством, живя в Хессе.
И все же путь к спасению крылся скорее в средствах семьи, нежели в ее родословной. Берлинский рейхсбанк заинтересовался богатством Витгенштейнов, немалая часть которого находилась в Соединенных Штатах. Гитлеровской военной машине требовались деньги: в ноябре 1938 года Геринг заявил совету обороны Рейха, что перевооружение истощило резервы иностранной валюты — и это несмотря на приток средств в результате аншлюса и ограбления австрийского еврейства.
Насколько богаты были Витгенштейны? Никто из детей не пошел по стопам отца и не занялся сталелитейным бизнесом, да и бизнесом вообще; поэтому очень вероятно, что с 1913 года, когда умер Карл, состояние семьи не увеличивалось. Напротив, скорее всего, оно пострадало из-за депрессии и инфляции, постигшей после войны молодую Австрийскую республику. И все же прозорливость Карла, переведшего свой капитал за границу — в основном в США, Голландию и Швейцарию, — позволила семье сравнительно безбедно пережить великую инфляцию, которая разорила Попперов. Однако, когда Людвиг в 1919 году отказался от наследства в пользу брата и сестер, Термина — старшая из сестер и глава семьи — утверждала, что Витгенштейны «потеряли большую часть своего состояния». Мировой экономический кризис тридцатых годов тоже не мог не сказаться на их положении; однако в 1938 году Людвиг говорил Кейнсу: «мои родные, которые были очень богаты до войны, и сейчас еще вполне состоятельны».