Один вопрос остается неразрешенным: правду ли рассказал Поппер о встрече с Витгенштейном — или солгал?

Воссоздавая подробности того вечера, мы кое в чем можем быть вполне уверены: например, в том, что являл собой Кембридж, по улицам которого шли на встречу наши герои.

Тот осенний вечер выдался особенно зябким и сырым — вот за такой пронизывающий холод почтенные обитатели Кембриджа, страдавшие от болей в суставах, и прозвали его «Болотным университетом». Мерзли, впрочем, все, даже румяные спортсмены: ведь Англия, несмотря на победу в войне, все еще жила по-военному впроголодь.

Улицы, лекционные залы, учебные аудитории были полны недавно демобилизовавшимися. Двадцатитрехлетний капитан запаса, который совсем недавно высаживался в Нормандии или, обливаясь потом, продирался сквозь бирманские джунгли; бывший воздушный стрелок, бледный и изможденный, еще не оправившийся после лагеря для военнопленных; лейтенант военно-морского флота, четыре года ходивший на эсминце, конвоируя продовольствие и топливо; «бевиновский мальчик» [13] , не забывший жару, грязь и пыль угольной шахты, — все они теперь превратились в серьезных, вдумчивых студентов, озабоченных тем, чтобы за два года получить «военный диплом» и заниматься делом. Среди них резко выделялись те, кто пришел в Кембридж прямо со школьной скамьи, пропустив грандиозное представление, и не знавшие, то ли радоваться этому, то ли сокрушаться. Подойдя к компании, беседующей, скажем, о «Найтсбриджской заварушке», они не сразу догадывались, что речь идет не о фешенебельном лондонском районе, а об эпизоде войны в пустыне.

Особой жизнерадостности в студентах не наблюдалось. Жилось им скудно — хуже, ворчали многие, чем во время войны. Не хватало самого необходимого, даже хлеба (его теперь выдавали по карточкам, чего в войну не делали, опасаясь бунтов) и топлива. В Тринити, благодаря его огромным угодьям, регулярно подавали рагу из зайца и оленину. В других колледжах дела обстояли хуже: основным блюдом за студенческим столом было «бедняцкое рагу» из одних костей, а преподаватели пробавлялись пирогом с голубятиной. Постоянно голодные студенты вставали на рассвете и выстраивались в очередь за булочками, которые привозили из Лондона и продавали на рыночной площади; при этом фронтовики с неожиданной для себя нежностью вспоминали полевые кухни и войсковые лавки. В магазине диетических продуктов на Роуз-Креснт то и дело заканчивались ореховые котлеты. После банкетов в колледжах отобедавшие, едва встав из-за стола, устремлялись на поиски съестного. Летопись Кингз-колледжа сохранила отчет об одном праздничном обеде 1947 года: «Сочетание пищи в ограниченных количествах и алжирского вина в количествах неограниченных повлекло за собой некоторые разрушения».

25 октября 1946 года тем, кого мало интересовали сложные и запутанные философские проблемы (или головоломки), предлагалось и другое развлечение. Студенты, имевшие склонность к политике, могли посетить университетский Клуб лейбористов и послушать, как Джеймс Гриффитс — дитя уэльских долин и бывший шахтер, а ныне министр национальной безопасности — громогласно вещает о достижениях нового лейбористского правительства. После этого у них еще оставалось время выпить по полпинты слабого пива и вернуться в колледж до одиннадцати, когда закрывались ворота, — впрочем, перелезть через них тоже не составляло труда.

В программе легкой музыки радио ВВСшла передача «Клуб танцев» Виктора Сильвестра [14] — его оркестр бальной музыки играл strict tempo. По более серьезной программе внутреннего вещания шли дебаты о национализации электроэнергетики — в рамках правительственного проекта перехода к плановой экономике, в ходе которого предполагалось перевести в государственную собственность важнейшие отрасли промышленности и сферы услуг — в том числе железные дороги, шахты, авиаперевозки. Слушатели вновь созданной третьей программы, посвященной высокой культуре, после передачи из Парижа о современной французской прозе могли насладиться отрывками из «Кентерберийских рассказов» Чосера. Для знатоков и любителей классической музыки, готовых предпринять поездку в Лондон, в «Альберт-холле» в тот вечер, к единодушному одобрению музыкальных критиков, звучала Сороковая симфония Моцарта; дирижировал Бруно Вальтер — дальний родственник Поппера, некогда бывший одним из благодарных гостей Пале Витгенштейн.

Газеты — все еще такие же тонкие, как в годы войны, — наперебой обсуждали, каким образом Герингу, которого международный трибунал приговорил к смертной казни как одного из главных военных преступников, удалось избежать повешения и проглотить яд — ведь его камеру в Нюрнберге постоянно и тщательно обыскивали! В Германии появились первые признаки разделения на Западное и Восточное государства. Американцы рвались восстанавливать немецкую экономику, и это вызывало трения в Берлине. В ООН, чья штаб-квартира располагалась тогда в Нью-Йорке, на Флашинг-Мэдоу в Квинсе, шли дебаты о ядерной энергии. Всеобщие любимцы, чемпионы по крикету Хаттон и Уошбрук порадовали измученных войной соотечественников очередным рекордом в матче с Южной Австралией… Они, конечно, были уже не те, что раньше, но Англия вполне еще могла ими гордиться. Раздел частных объявлений в The Timesкрасноречиво свидетельствовал, что людям живется нелегко. Продается: меховая шуба до полу, две офицерские формы, «роллс-ройс» 1933 года, золотые часы. Впрочем, кое-что в доброй старой Англии оставалось неизменным: одно из объявлений гласило, что викарий (обремененный, видимо, то ли большим семейством, то ли напряженной общественной жизнью) ищет приход в сельской местности с просторным домом; рекомендации епископа будут представлены по первому требованию.

Итак, 25 октября 1946 года жизнь в Кембридже шла своим чередом. А внимание Клуба моральных наук было приковано к двум эмигрантам из Вены, чьи пути легко могли пересечься десять или двадцать лет назад в пределах Рингштрассе, — однако судьбе было угодно свести их лицом к лицу только сейчас и здесь, в почтенном и престижном академическом заведении Англии.

Пытаясь по крупицам восстановить события того вечера, мы должны помнить, что и Поппер и Витгенштейн пришли на эту встречу в разном расположении духа и с совершенно разными целями. Поппер шел сражаться и побеждать; Витгенштейна же влекло чувство долга: он был обязан защитить Клуб моральных наук и философию в целом от эпидемии проблем.

Десять лет назад Поппер уже выступал в Клубе; правда, Витгенштейн тогда не пришел из-за простуды. Но теперь было совсем другое дело. Тогда, в 1936 году, Поппер был «перекати-полем» — жена в Австрии зарабатывала им обоим на жизнь преподаванием в школе, а он искал постоянную должность в университете — в Вене это было невозможно из-за еврейского происхождения. Ему не хватало денег, он ютился в трущобах, был чрезвычайно щепетилен и чувствителен к собственным неудачам. Теперь, десять лет спустя, он уже не страшился завтрашнего дня: у него была хорошая, надежная работа, уверенная и независимая философская позиция и, наконец, признание именно там, где нужно, то есть в Англии. «Открытое общество» в ноябре 1945 года наконец-то было издано в Лондоне, и когда Поппер вернулся из Новой Зеландии, Англия встретила его с восторгом и уважением. В его сорок три года, это было как нельзя кстати: Поппер боялся, что никакой английский университет не захочет взять на постоянную работу лектора старше сорока пяти.