В столицу со всего Синтафа приедут женихи и невесты – наивные девы и опытные матроны, трепетные юнцы и прожженные охотники за приданым. Всем будет весело и нескучно. Весна все-таки, пора любви, в том числе и у змей. Не следует также забывать про Майский Карнавал – время, когда в самое хладное сердце может проникнуть любовный яд…

Первый в жизни Карнавал, его захочешь – не забудешь. За пестрой маской, расшитой бисером и пайетками, не разглядишь характерных черт. Шуриа или диллайн, ролфи или полукровка, разницы нет, кого целовать в пахнущие сладким вином уста, кого кружить в сумасшедшей пляске. И даже если порвется ленточка и маска свалится, никто не заметит, а заметит – хмель наведет морок и застит глаза золотистой пеленой иллюзии. Три дня безумств, три дня безнаказанности, три дня невозможных чудес. Джоне было четырнадцать. Уже или еще – это как посмотреть. Женщина в теле ребенка или наоборот. И ребенок этот знал о смерти практически все, а женщина почти ничего не ведала о жизни. Им вместе было ужасно тесно и неудобно, а порознь – страшно.

Элишва в приступе щедрости и материнской любви не только накупила сластей и всяких побрякушек, но и позволила дочери впервые нарядиться как взрослой. Вышитые чулки, туфли на высоком каблуке, вырез декольте, прикрытый кружевной косынкой не столько от алчных, сколько от насмешливых взглядов. Ах, и еще раз ах! Служанка и мать насилу юную леди Джону от зеркала оторвали. Женщина, прятавшаяся в невзрачном подростке, впервые заявила о себе. Разумеется, на костлявую девчонку никто внимания не обращал, да ей оно и не требовалось, успевай только вовремя захлопывать раскрытый от удивления рот. Бесстыжие улыбки на лицах диллайн, пьяная беспечность ролфи и откровенная жажда плотских утех в каждом жесте, в каждом слове. Они все словно сошли с ума, утратив самую свою суть, перестали быть разными. Женщина в Джоне благополучно пробудилась, и первым, кого она увидела, был… Аластар Дагманд Эск. Словно Совиная Луна Дилах упала с небес прямо в ладони – обожгла до костей.

Так птенцы, только что вылупившиеся из яйца, навсегда запечатлевают образ родителя.

Он пил вино прямо из бутылки и молча улыбался стройной белокурой даме, сидящей у него же на коленях. Удивительно, как Джона вообще умудрилась разглядеть графа Эска из-за спин толкавшихся вокруг хохочущих женщин, наперебой предлагающих себя.

– Кто это? – тихо, но очень настойчиво спросила девочка у матери.

– Великие Духи! Джона! Не показывай пальцем! – прошипела Элишва, шлепая дочь по рукам. – Это же сам Аластар Дагманд граф Эск, князь диллайн.

– Так граф или князь?

– Он – князь крови, глупая. Чистокровный диллайн!

Кровь! То, что превыше всего ценят Первые. Пожалуй, такими они все и были – высокими, желтоглазыми, с чертами, речами и жестами резкими, почти птичьими, когда огнем и мечом смели ролфи и воссели на престол Синтафа по праву победителя. В основном, конечно, огнем, и мечом ровно настолько, чтобы блеснуть искусством благородного поединка. Огнестрельное оружие в руках диллайн сразу же склонило чашу весов в их пользу. А ролфи, прекрасно помня о незавидной участи шуриа, предпочли покориться заведомо более сильному врагу. Склонить голову, но не сдаться, чтобы сберечь не форму, но глубинную суть.

– Он красивый? – зачарованно прошептала Джона.

Элишва раздумывала недолго, но ответила уклончиво:

– Крайность по-своему прекрасна. Особенной красой, если угодно.

Родительница не понимала, насколько оказалась права. Аластар – крайность, он то, что называется «слишком», предел всему…

Вся во власти воспоминаний, Джона забыла на миг, где она находится. Поэтому от жуткого звука, раздавшегося за спиной, ее инстинктивно развернуло на месте.

«А-р-р-р… Шуриа! И тут шуриа! Кровь Локки!»

Будто на огромную раскаленную сковородку плеснули ледяной водой. Это еще что такое?! Белая коса, черные латы, грязный, закопченный плащ, зеленый камень в черной рукояти меча – тут не перепутаешь даже спьяну – дух одного из отцовских предков собственной персоной. Прапра-, а то трижды «пра-» дедушка, если судить по фасону доспехов.

«Змеище! Пробралась-таки! Свила гнездо! – разорялся призрак ролфи так, что у леди Янамари в ушах звенело. – Недотопили, значит, недодушили вас, твари ползучие! Где мой замок? Где мои наследники? Всех извела?»

Спорить, а уже тем паче ругаться с разгневанными призраками – дело безнадежное.

«Изыди, мертвец! Иди, откуда пришел! Немедля к Оддэйну ступай!» – прикрикнула на бешеного духа Джона и добавила несколько слов на самом древнем языке этого мира, на языке шуриа. О нет! Никакого колдовства. Когда-то в незапамятные времена Дети Шиларджи в сердцах так посылали друг друга подальше. А потом оказалось, что и на призраков сей экзорцизм действует отлично.

Не тут-то было! Гневный дух далекого предка только еще больше разозлился.

«Можешь шипеть сколько угодно, подлая змеюка! Кончается ваше время!»

Прапрадедушка попытался одним ударом меча развалить надвое проклятую шуриа и очень удивился, когда у него ничего не вышло с затеей.

«Ах ты, мерзкая тварь! – возмутился призрак. – Клянусь Сворой Оддэйна, ты у меня попляшешь! Отымею и выпущу кишки!»

Конечно, серьезного вреда он причинить не мог, но, когда сквозь тебя проходит прозрачное лезвие тени меча, ощущение тошнотворное.