Я впервые видел себя со стороны. Вот в центре экрана моя машина несется к отбившемуся «мессеру», а в это время сзади, изрыгая частые огоньки короткого пламени из четырех пулеметных стволов, обрушивается на меня в пикировании черный силуэт еще одного вражеского истребителя. Это его трассы хлестнули по крылу моей машины. Какой-то секунды не хватило немцу — выскочил на крутой «горке» мой вездесущий напарник Виктор Крючко, и на месте самолета противника расплылось по экрану черное пятно взрыва…

Дорогой ты мой сержант! Как же вовремя ты пришел на помощь, как четко и точно всадил ты врагу свой последний РС! Жив я сейчас благодаря твоему острому глазу, твердой руке и мужской верности.

Потух экран. Мы долго сидели с Виктором молча. Невольно произвожу мысленный подсчет: сегодня, в свой шестой боевой вылет, Крючко сбил четвертый самолет противника.

Сутки спустя мы снова были в бою. Шестерка наших машин успешно штурмовала вражеский прифронтовой аэродром — на летном поле горели несколько «юнкерсов». Но тут неожиданно прибыли гитлеровские истребители.

Я дрался с двумя парами «мессеров». Вокруг Крючко также крутилась четверка немцев. При необходимости я готов был броситься на выручку. Вот его преследователи разом поднялись вверх и ринулись оттуда на Виктора. Плохо дело! «Надо срочно уходить скоростным переворотом через крыло. Сообразит ли он проделать такой маневр?» Словно прочитав мои мысли, сержант так крутанул машину, так резко изменил направление на обратное с крутым набором высоты в боевом развороте, что немцы на короткое время потеряли его из виду и прекратили огонь. А в следующий миг Крючко, оказавшись над ними, вновь бросил машину в переворот, на выходе из которого в упор выпустил РС в одного из «мессеров». Тот взорвался, остальные шарахнулись в стороны, Виктор же снова пристроился к моему хвосту. Молодец, просто молодец!

На беду подошла новая группа вражеских истребителей. Бегло осмотревшись, я увидел, что все наши шесть краснозвездных машин пока целы, ведут хотя и неравный, но упорный бой — на земле черными столбами догорают несколько подбитых самолетов противника. С подходом свежих «мессеров» обстановка, однако, намного осложнилась. Все небо теперь, казалось, было в крестах, что изображены на тупых крыльях желтобрюхих гитлеровских машин.

Плотный рой, предвкушая легкую победу, резал пространство вокруг меня и Виктора. Несколько верхних немцев, не раздумывая, ринулись на меня сзади. Судорожно бросаю машину по сторонам, не позволяя им точно прицелиться. Но огня они не открывают. Понятно: хотят приблизиться вплотную и бить наверняка. Дистанция неумолимо сокращалась.

Шансов на спасение практически не было. Кольцо сжалось. Их ведущий был рядом. Но в этот самый момент, рывком бросив машину вверх и вправо, выскочил между мной и передним атакующим «мессером» Крючко, подставив себя под таранный удар. «Мессер» врезался в самолет Виктора, взорвался вместе с ним, и, сцепившись крыльями, клубком огня и дыма оба они устремились к земле.

Пользуясь замешательством немцев, в упор длинной очередью я перерезал пополам проходивший поперек моего курса истребитель, разрисованный драконами, свалил свою машину в штопор и, благополучно выйдя из боя, ушел на свой аэродром.

Всем летчикам нашей шестерки, уничтожившей тогда одиннадцать немецких самолетов, удалось вернуться из того боя. Всем, кроме Виктора Крючко…

Вот уже который раз мои товарищи рассказывают о встречах с каким-то странным «мессером», пилот которого одет в ярко-розовый костюм. Вел себя этот летчик, по их словам, очень странно: во время боя ходил одиночкой, держался в стороне, в драку не вступал и только иногда, улучив подходящий момент, проносился на большой скорости вблизи наших машин.

Я не очень-то верил этим россказням — мало ли что привидится в горячке боя. Но вот однажды, в августе сорок первого, мы поднялись в боевой вылет. Удачно атаковали группу бомбардировщиков — две машины подожгли, а потом на нас навалились «мессеры» сопровождения. Общая карусель из шести наших истребителей и двадцати «мессеров» постепенно распалась на несколько дерущихся клубков.

Наконец немцы прекратили атаки и поодиночке начали возвращаться к себе. Однако радость скоро погасла: на смену уходящей подошла свежая стая вражеских истребителей. Обстановка для нас, оставшихся уже втроем, сложилась критическая. Горючее на исходе, боекомплект израсходован — того и другого только НЗ. На самый крайний случай.

Нужно уходить любым способом, но меня догоняет пара «мессеров». Подпускаю их метров на четыреста, резко бросаюсь в сторону — и тут, пересекая мой курс, промелькнул «мессер», в кабине которого полыхало нечто розовое. Ни удивляться, ни раздумывать над увиденным не было времени. Отовсюду неслись на меня ненавистные остроносые машины, и цепочки дымных трасс все ближе буравили небо вокруг моего одинокого самолета.

Сваливаюсь в скоростной штопор. Пара устремляется следом. Немцы ожидают момента моего выхода из штопора — в те несколько мгновений самолет становится беспомощным и расстреливать его можно, как макет на полигоне.