— На мулах.

— А уголь как сюда доставляется? Тоже на мулах? Ведь в таком случае он очень дорого обходится.

Жюльен рассмеялся.

— Чему ты смеешься?

— Не твоему вопросу, не думай. Он вполне уместен. Просто я вспомнил, какое здесь используют оригинальное топливо. Ты знаешь, что такое taquia?

— Нет, не знаю.

— Это навоз баранов и лам. Им-то здесь пользуются как топливом.

— Следовательно, этого добра здесь предостаточно.

— Предостаточно; но ведь для топлива и требуется много.

— Как же так, однако? Ведь количество навоза зависит в некотором роде от доброй воли животных. Если его будет мало, то стало быть и в топливе должен чувствоваться недостаток?..

— Совершенно верно. Топлива здесь часто не хватает. По этому поводу есть даже — анекдот про одного шутника-путешественника. В одной гостинице ему подали плохой обед; суп был недоварен, мясо сырое. Он пожаловался, и ему отвечали, что не хватило taquia и потому нельзя было жарче истопить печь. Тогда путешественник воскликнул: «Ну, сторонка! Люди, чтобы пообедать как следует, должны ждать, пока животные переварят пищу!»

Друзья отправились на пристань и сели на симпатичный пароходик «Yapura», при этом Жак не выказал ни малейшей неприязни.

Воды озера слегка волновались под ветром, набегавшим с Кордильерских вершин.

Пароход был так мал, что его раскачивало даже при слабом волнении.

Вскоре Жак, ни разу не плававший по морю со времени своего неудачного путешествия из Гавра в Кан — если не считать пребывания на палубе «Scottia» — начал испытывать на себе действие качки.

Он побледнел, появилась тяжесть в висках и первые признаки тошноты.

— Черт возьми! — бранился он полусерьезно. — Я вижу, что мне так никогда и не удастся превозмочь эту проклятую болезнь. Впрочем, мы еще посмотрим…

Он собрал всю свою волю, чтобы не поддаваться слабости: ходил по палубе, совершал различные телодвижения, и действительно приглушил немного признаки тошноты.

Под конец у него разболелась голова, но в общем все обошлось благополучно и победа была полная.

Неисправимый морененавистник с гордостью победителя высадился вечером в гавани Дезагвадеро, напротив моста через одноименную реку, отделяющую Перу от Боливии.

Переночевав в селении, друзья на другой день подрядили за небольшую сумму несколько индейцев, уговорив взять их всех троих на свой плот из totra {Плетеного тростника. — Прим. авт. }; такие плоты ходят вниз по реке Дезагвадеро, вытекающей из озера Титикака.

Эта широкая, глубокая и быстрая река течет с севера на юг и впадает в другое озеро — Аульягас.

Длина ее триста километров, а скорость течения местами достигает восьми километров в час. На покрытие этого расстояния потребовались два дня и одна ночь.

Затем друзья пересекли озеро Аульягас в направлении с северо-запада на юго-восток, после чего продолжили путешествие сухим путем и 5 декабря прибыли в Чуквизаку.

От Чуквизаки до гасиенды Жаккари-Мирим оставалось по прямой тысяча девятьсот километров.

Но так как дорога, конечно же, не была прямой, а с многочисленными поворотами, то к этому числу следовало прибавить еще верных пятьсот километров, вследствие чего получалась внушительная цифра — две тысячи четыреста километров.

— Ничего, — говорил Жюльен, — доедем. При большом желании и неослабевающем усердии можно делать до сорока километров в день.

Совершая путешествие то верхом, то на лодке по рекам, они прибыли в селение Курумбу на реке Сан-Лоренцо — первую бразильскую деревню на их пути из Чуквизаки. В Курумбе они узнали, что в шестидесяти километрах к югу находится форт Альбукерк, где можно пополнить запас провизии. Комендант форта принял путешественников очень любезно, разместил у себя в доме, помог запастись провизией и даже позволил им сесть на правительственный пароход, как раз на другой день отходивший с депешами от коменданта.

Месяц спустя после отъезда из форта друзья благополучно достигли реки Жаккари-Мирим, на которой и располагалась одноименная гасиенда.

А на третий день после этого путешественники сошли на берег в двух километрах от усадьбы, добравшись до нее на тринадцать дней раньше, чем рассчитывали.

Богатая гасиенда имела вид хлопотливого муравейника.

Шумно и озабоченно бегали взад и вперед многочисленные рабочие — негры, индейцы, мулаты, метисы и китайцы, таская объемистые кули и охапки.