Буссенар Луи
Шрифт:
Так прошло полсуток. Три друга заметили, что уровень местности, по которой они проезжали, слегка понизился, и заключили, что материк злосчастного полуострова уже остался позади.
Нарты с тихим скрипом заскользили по льду Берингова пролива. Громкое, радостное «ура» путешественников далеко разнеслось в недвижном морозном воздухе.
Жак Арно уже начал в душе торжествовать победу над морем, которое ему удалось пересечь без морской болезни… как вдруг якут, обернувшись, в бешенстве крикнул:
— Опять варнаки!..
В ту же минуту, как нарочно, остановились и олени, выбившиеся из сил. Повернув к проводникам свои грациозные головы, они требовали пищу, которой, разумеется, не было подо льдом.
Якуты стали доставать из нарт благоразумно припрятанный запас мха, а европейцы, сидя в санях, с тревогой следили за длинным цугом саней, черной линией двигавшихся по белому снегу верстах в двух позади остановившихся путешественников.
— Негодяи! — проворчал Жюльен. — Неужели они осмелятся преследовать нас даже на американской территории?
— Конечно, осмелятся, — ответил Лопатин. — Неужели вы думаете, что они станут разбирать? Да к тому же мы еще не на американском берегу.
— Скажи, пожалуйста, — обратился к Жюльену Жак, — вот эта группа скал в двух километрах отсюда, — ведь это, кажется, и есть Диомедовы острова?
— Да.
— Они кому принадлежат? Америке?
— Не знаю, право. Да и не все ли равно? Monsieur Лопатин совершенно верно сказал, что бандиты разбирать не станут.
— Ну-ка, дружище, — спрашивал тем временем Лопатин якута, — посмотри, что там такое у них делается?
— Они тоже остановились покормить своих оленей, как и мы, — отвечал якут, без бинокля видевший совершенно ясно все, что происходило у разбойников.
— Но все-таки, друзья мои, — сказал Лопатин, — передав французам слова проводника, — все-таки у нас нет никакого основания надеяться опередить разбойников. Поэтому я не вижу другого средства, кроме открытого боя.
— Ну что же, бой так бой, — отвечал Жюльен. — Попытаем счастья.
— Надо бы как можно скорее добраться до утесов: они могут служить прикрытием.
— А пойдут ли олени-то?
— Надо попробовать.
— Господин, они уж поехали, — перебил разговаривающих якут, все время не спускавший с разбойников глаз.
Один из оленей при первых санях ни за что не хотел вставать. Пришлось обрезать постромки. Два других лениво, неохотно встали на ноги и еле-еле затрусили, постоянно оглядываясь на оставшийся на месте привала недоеденный мох.
Нарты разбойников заметно сокращали расстояние.
— Черт возьми! — вскричал Жюльен. — Ведь этак мы никогда не доедем до утесов. Лучше приготовим-ка оружие. Надо достать патроны.
— Патроны!.. — отвечал, бледнея, Жак. — Боже ты мой милостивый! Да ведь они упакованы в ящиках с медной обшивкой, и крышка завинчена… Нужно сначала отвинтить ее.
— Ну вот еще отвинчивать! Просто разбить один из ящиков топором.
— Но ведь если будем колотить по ящику, то произойдет взрыв.
В это время еще один олень лег на землю и жалобно мычал под ударами погонщика.
В двухстах шагах позади остановились и вторые сани. Олени третьих саней, увлеченные примером, тоже легли на снег.
До островов было сажень триста. Единственное, что оставалось путешественникам, это бежать туда бегом.
По счастью, и у разбойников тоже дело не обходилось без приключений. Их загнанные, с разбитыми ногами олени тоже падали то и дело на землю.
Пришлось и бандитам сойти с саней и устремиться к утесам, торчавшим на льду.
Впереди всех бежал озлобленный неудачами, свирепый атаман шайки. Чтобы облегчить бег, он скинул с себя шубу и остался в одном своем фантастическом, Бог весть откуда добытом, вернее же всего — украденном мундире.
Он достиг саней, покинутых путешественниками, успевшими наконец взобраться на крутую скалу и приготовившимися к защите.
— Недостает только, чтобы он завладел нашими же санями! — вскричал с досадой Жюльен. — Черт возьми! Да ведь так оно и есть!
— И олени слушаются, пошли.
— Ах, черт возьми!
— Ничего не поделаешь!..
— Monsieur Лопатин, велите, пожалуйста, якуту дать мне свой топор. Я хочу непременно разбить ящик, хотя бы мне самому пришлось взлететь на воздух. Смерть как руки чешутся у меня выстрелить в этого негодяя из своей винтовки.