— Ну что ж, тем лучше. Я это только так сказал, к слову.

Не успел он вымолвить эти слова, как Жюльен с несвойственным ему волнением в голосе вскричал:

— Подними на дыбы лошадь!..

И сам сделал то же самое.

Жак машинально повиновался, недоумевая, что это значит.

Он кинул беглый взгляд на кактусы и увидал, что сквозь зелень их блестит что-то металлическое.

То были ружейные стволы, сверкавшие на солнце.

Послышался легкий треск, потом грянул выстрел. Лошадь Жюльена, раненная в голову, тяжело повалилась на землю.

— Спешивайся! — крикнул Жюльен другу, проворно отскакивая от падающей лошади.

Раздался второй выстрел. Лошадь Жака повалилась тоже, но сам он не был так ловок, как Жюльен, и не сумел вовремя соскочить с нее. Лошадь, падая, придавила ему ногу.

Все это произошло в четверть минуты.

Жюльен выхватил револьвер, в мгновение зарядил винтовку и приник к земле, скрываясь за тушей лошади, как за бруствером.

— Ты ранен, Жак? — с тревогой спросил он друга.

— Нет, не ранен, но мне придавило ногу.

— Стрелять можешь?

— С трудом, потому что лежу очень неудобно. И, кроме того, у меня нет патронов с пулями.

— Стреляй хоть дробью! Стреляй в толпу. Сейчас, вероятно, будет нападение.

Едва он успел это произнести, как стена кактусов раздвинулась и из-за них, ползком, показались один за другим шесть человек. Это были белые, а не индейцы.

Они подползали все ближе.

— Тише, тише! — послышался среди них грубый голос, говоривший по-английски. — Осторожнее! Эти французы народ здоровый. Если мы их не раним достаточно серьезно, то взять их живыми будет очень трудно.

— А вы хотите взять их непременно живыми, полковник?

— Да, дружок, и если это не удастся, то я буду в отчаянии.

— Почему?

— Вы знаете, что такое месть?

— О! Теперь я понимаю…

— Да ведь это полковник Вутлер, — прошептал Жюльен. — Значит, я не ошибся вчера. Как видно, он человек мстительный… Ну, да ведь и с нами не легко сладить. Надобно его хорошенько попугать. Хорошо. Вот мой ответ ему…

Жюльен бесстрашно выставил голову из-за своего прикрытия и дважды выстрелил.

Среди осаждающих послышались возгласы боли и злобы.

— Попал! — сказал он хладнокровно. — Жаль только, что мало… Жак, осаждающие, кажется, отступают.

— Наше положение от этого не лучше… Это ведь Бутлер, да?

— Он самый. Очевидно, он нас преследует от самого Сан-Франциско.

— Как же теперь быть?

— Ждать.

— А голод? А жажда?.. Притом мое положение невыносимо: нога болит и распухла, я лежу головою на солнцепеке.

— Я попробую тебе помочь.

— Нет. Не рискуй жизнью напрасно.

— Вот еще! Они сами говорят, что непременно хотят взять нас живыми.

— А если они тебя ранят в ногу или руку?

— Тем хуже для них. Но это невозможно: они не успеют; ты от меня близко, всего в нескольких шагах.

С этими словами Жюльен встал и подошел к Жаку. Пока он шел, в него успели выстрелить, и он слегка вскрикнул.

— Ты ранен?

— Да. Царапина. Эти негодяи стреляют довольно метко.

Вскоре с помощью друга Жак высвободил ногу из-под лошади и поднялся на ноги.

— Ну, что теперь делать? — спросил он, окидывая взглядом местность. — Куда же девались наши враги?

— Они спрятались за кактусовую стену, бросив на поле битвы двоих раненых.

— Если это только не хитрость с их стороны…

Вдруг послышался звон бубенчиков, стук колес и копыт и громкое щелканье кнута.

Какой-то экипаж, которого еще не было видно, приближался к тому месту дороги, где она делала поворот мимо оврага.

Французы ободрились: вдруг это окажется неожиданною помощью?

Услыхав стук колес, два раненные Жюльеном злодея собрали последние силы и поползли в сторону, к кактусам.

Едва они скрылись за колючей стеною, на дороге во всем своем великолепии показался огромный, но крайне ветхий дилижанс, дребезжавший всеми гайками и скрипевший всеми осями. Запряжен он был мулами.

Освобожденный из-под лошади Жак встал на ноги и принялся разминать отекшие члены.

Когда дилижанс приблизился, Жюльен по-испански окликнул майораля (кондуктора, сидевшего на одном из дышловых мулов дилижанса) и попросил, чтобы он остановился.