— Не отправиться ли нам далее? — проговорил он. — Они догонят нас.

Собеслав ничего не отвечал.

— Что, брат свистун, — сказал один из приезжих, — куда тебя Бог несет?

— Куда глаза глядят! — отвечал Собеслав. — А вас, господа мародеры, куда?

— Навстречу твоей милости.

— Ну, так и ладно! — сказал Секиринский. — А что вам от меня надо?

— Мы хотели узнать, долго ли твоя милость будет кормить лошадей у Кошачьей-Горки.

— Сколько захочется.

— А если бы нам захотелось, чтобы твоя милость не кормила здесь?

— Что же делать? Не всем одно и то же нравится.

Байдуркевич шепнул из брички:

— Не задирайте их, пока наши не подъедут. Я слышу уже топот.

— Этот топот на Секиринской дороге, — сказал ему потихоньку Собеслав, — приготовься.

— О, если бы вы знали, как у меня болят зубы!

Собеслав опять обратился к забиякам.

— Панове братья, — сказал он серьезно и с важностью, — вы ищете предлога для ссоры?

— Почему же нет, когда представится удобный, — отвечали они со смехом.

— Что же вы называете удобством? Пятерым на одного, что ли? По-разбойничьи?

Шляхтичи очевидно смешались, но один тотчас оправился.

— Что ты нас считаешь буянами? Что ты за человек?

— Ты знаешь, кто я, как и я знаю, кто вы.

— Например?

— Приятели Вихулы.

— Сразу попал. Врасплох его не захватишь. Удалый парень. Так ты, мосци-пане, знаешь, что мы от тебя желаем?

— Как нельзя лучше, только это ни к чему не приведет.

— Не приведет? А как мы тебя хорошенько потреплем?

— Попробуйте!

Но шляхтичи, не пробуя, все поглядывали на дорогу в Секи-ринок, откуда с каждым шагом яснее и яснее слышался топот лошадей. Наконец, прискакали четыре всадника под предводительством Ксаверия, у которого была на лбу повязка.

— Вставай и берись за саблю! — сказал Собеслав Байдурке-вичу.

Нечего было делать. Пан Афанасий медленно вылез из брички, ощупал свою сабельку и неохотно поместился за спиною Секирин-ского, повторяя ему шепотом:

— Не торопись, пока не подъедут наши.

Но совет был напрасен, потому что приезжие окружили Собеслава, обнажив сабли с криком:

— А ну, разбойник! А ну, Секира, а ну трутень!

Собеслав, не теряя присутствия духа, прислонился к бричке и, обнажив свою саблю, стоял твердо, как стена.

— Мосци-панове! — сказал он. — Если вы шляхтичи, а не разбойники, и имеет против меня что-нибудь, то я готов каждому из вас служить поочередно, но только как следует, по одиночке, а не отбиваться от вас, как от стаи волков.

— А! Он еще бранится.

И все подняли сабли, как будто хотели разрубить его на части, а между тем Вихула кричал:

— Отхлестать его плашмя, отхлестать его!

Байдуркевич, приняв во внимание зубную боль и неравенство сил, спрятался под бричку и уже думал как бы удрать незаметно в лес.

Поднялся страшный крик с целью застращать Собеслава, но тот, несмотря на свою бледность, стоял непоколебимо.

— Хочешь спастись от смерти? — закричал Ксаверий. — Подпиши отречение от Секиринка и убирайся к черту!

Секиринский в ответ на это только засмеялся.

— Что? Нет? Так мы тебя по кускам разнесем на саблях!..

— Что будет, то будет, — сказал Собеслав.

И едва произнес он эти слова, как на него посыпались сабельные удары. Один из нападающих сильно ранил его в плечо, рука его опустилась, глаза сомкнулись, и он упал без чувств. Но в ту же самую минуту прискакали Урбан и Иосафат. Увидя их, и Байдуркевич вылез из-под брички и начал кричать и размахивать саблей.

Приятели Вихулы, застигнутые врасплох неприятелями и испугавшись своего подвига, потому что считали Собеслава мертвым, вскочили на коней и разъехались, кто куда попал.

В это время прискакал и Уголь.

— Ого, — крикнул он, — есть работа!

— Была да ушла, — отвечали ему. — Наш принципал ранен. Положить его в бричку. Дайте сюда водки. Эх, народ, остались назади, а тут на него напали, пан же Байдуркевич спрятался под бричку.

— Кто? Я под бричку!? — крикнул тот пронзительным голосом. — Я! Посмотрели бы вы, как я тут рубился. Но пятеро на двоих не шутка! Кажется, я где-то ранен.

— В спину, — сказал Уголь, — который из смиренного и молчаливого превратился в забулдыгу.