Безоружных пулеметчиков с площади под конвоем отвели в Соляной Городок. Их предполагали отправить на передовые позиции. По третьему разряду, как штрафных особо строгого режима… А в октябре эти самые пулеметчики шли в огонь и в воду за большевиков. С агитатором [53] Орджоникидзе они защищали Пулковские высоты, освобождали от Керенского Гатчину и Царское Село, После победы взяли на себя охрану Смольного,

С особой ненавистью Временное правительство, куда входили эсеры и меньшевики, набросилось на Ленина и его сторонников. Особняк Кшесинской был занят войсками, В рабочих кварталах, особенно на Выборгской стороне, шли повальные обыски. Юнкера разгромили помещение редакции "Правды", учинили погром в типографии "Труд", приобретенной на деньги, собранные рабочими и солдатами для партии большевиков.

В сторожке завода "Рено" собрался Петербургский Комитет РСДРП (б). Серго поддерживал предложение объявить всеобщую забастовку. Трижды брал слово Ленин. Он впервые после возвращения в Россию сказал, что наиболее желательное мирное развитие революции, мирная борьба партий внутри Советов, мирный переход власти из рук одной партии в руки другой после четвертого июля невозможен, Забастовка ничего доброго не даст, лишь напрасно прольется кровь. Несколько часов назад застрелен рабочий Воинов только за то, что он вынес из типографии "Листок Правды", выпущенный партией взамен закрытой "Правды". Забастовка ничего не даст, повторил Владимир Ильич, а к вооруженному восстанию мы не готовы.

В этот же день и в этот же час в респектабельном здании штаба войск гвардии и Петроградского военного округа генерал Половцев доверительно инструктировал командира отряда, созданного им для поисков Ленина.

— Мы оба, полковник, кавалеристы, рубаки, не один год вместе прослужили в "дикой дивизии". Церемонии, слава богу, не по нашей части… Лучше всего кончайте с этим господином на месте! — рекомендовал Половцев. — А то другие обскачут, акция слишком выигрышная! Сегодня на завтраке у сэра Джорджа меня очень просили поторопиться….

Джордж Бьюкенен умел выбирать тайных сотрудников. Хотя иногда и шокировал Лондон своими связями. Всего за два месяца до революции Форин оффис [54] строжайше запретило ему принимать у себя лидера кадетов, профессора Павла Николаевича Милюкова как "опасно левого". В таких случаях сэр Джордж позволял себе улыбнуться краешком губ.

Сейчас с Половцевым все было проще. Аристократ сэр Джордж ни за что не ввел бы его в свой лондонский клуб. Но посол Великобритании Бьюкенен сделал все для того, чтобы лихой, неотесанный кавалерист обрел власть над двухсоттысячным гарнизоном русской столицы!

В этой роли у Половцева была масса достоинств — заведомый монархист лишь за несколько дней до отречения Николая Второго добился в ставке приглашения к императорскому столу, ненавидел большевиков, не боялся крови, еще меньше стеснялся в выборе средств.

"Дело" Ленина и большевистской партии было сфабриковано настолько грубо, что я диву давался, — негодовал генерал Бонч-Бруевич, долгие годы руководивший в старой армии борьбой с немецким шпионажем. — Обвинения показались мне столь же бессмысленными, сколь и бесчестными. Было ясно, что все это сделано только для того, чтобы скомпрометировать руководство враждебной Временному правительству политической партии".

Приличия ради в Таврическом дворце денек-другой демонстрировали свою непричастность. Меньшевики устами пылкого Ираклия Церетели заявили: "Ленин ведет идейную, принципиальную пропаганду". Потом привычно шарахнулись в сторону: "Обе партии свободы — эсеры и меньшевики сообща создают следственную комиссию для разбора "дела Ленина". Вдогонку еще поправка Чхеидзе: "Нет, Ленин обязан явиться в распоряжение прокурора. Только гласный суд может снять с него обвинения…"

Тут уж Серго не стерпел. Отправился в Таврический дворец, отыскал святую меньшевистскую троицу — Чхеидзе, Церетели и Чхенкели. Публично назвал их тюремщиками. Лощеный, прекраснодушный Церетели схватился за голову. Вспыльчивый Чхеидзе закричал, что он не простит подобной клеветы. Серго тоже дал волю имеретинскому темпераменту. Шум поднялся страшный!..

Их нет уже в живых. Остались только наброски воспоминаний, записки.

Орджоникидзе:"Юнкера рыщут повсюду — ищут Ленина. Разговоры: "Удрал к Вильгельму", "Найдешь ты его, как бы не так".

Таврический дворец. Здесь только и говорят о нашем выступлении, о том, что у нас в организации не все обстоит благополучно. Так говорят левые с.-р., так говорят даже некоторые довольно видные большевики. В рабочих районах минутное смущение, но оно живо проходит. Среди солдат — павловцев и измайловцев довольно ясно слышны голоса: "Подвели, мы не знали, что большевики германские шпионы".

Ленина ищут, но не находят. Некоторые наши товарищи ставят вопрос о том, что Ленину нельзя скрываться, он должен явиться. "Иначе у партии не будет возможности оправдаться перед широкими массами".

"Вождю партии брошено тяжкое обвинение, он должен предстать перед судом и оправдать себя и партию". Так рассуждали очень многие видные большевики.

…Направляемся к Ленину, он должен быть на квартире у Николая Гурьевича Полетаева (бывший депутат Государственной думы, рабочий Путиловского завода), кажется на 8-й Рождественской. Торопимся, так как в Таврическом — упорные слухи, что Полетаев, по данным архива департамента полиции, провокатор. Спешим к Ильичу, надо его предупредить об этом, надо перевести его оттуда, не то могут нагрянуть на квартиру Николая Гурьевича и там застать Ильича. Приходим — его уже нет.