Шрифт:
"Бои вокруг Владикавказа и в Ингушетии продолжаются 7-й день. Все ингуши, как один человек, встали на защиту Советской власти. Красная армия, Курская и Молоканская слободки героически отражают натиск контрреволюционных казачьих банд… Ждем вашей помощи для окончательного сокрушения контрреволюции на Северном Кавказе".
Белые окружали Владикавказ четырьмя колоннами под командованием генералов Шкуро, Улагая, Геймана и Покровского. В общей сложности около восьмидесяти тысяч штыков и сабель. Деникин ничего не жалел — ни подкреплений, ни боеприпасов. Заботами Англии и Франции добровольческая армия давно ни в чем не нуждалась.
У красных на всех участках фронта, протянувшегося длинной изломанной линией по ближним подступам к городу, было не больше двух тысяч бойцов. Кончились снаряды, опустели пулеметные ленты. Почти ничего не осталось и от патронов, подаренных Серго почетными стариками Ингушетии и Чечни.
В ночь с десятого на одиннадцатое февраля к белым подошли две свежие дивизии и эшелон с английскими броневиками. Около полудня, под прикрытием густого тумана, броневики и конница Улагая прорвались к центру Владикавказа. У защитников города остался последний шанс — уйти по Военно-Грузинской дороге.
Члену Кавказского краевого комитета партии Сергею Кавтарадзе после долгих, трудных переговоров удалось получить согласие главы грузинского правительства Жордания пропустить владикавказцев через Дарьяльское ущелье и Крестовый перевал.
Грузинские меньшевики, смертельно боявшиеся своих новых опекунов — англичан и Деникина, потребовали разыграть церемонию. Голодные, раненые, больные, чуть передвигавшие ноги владикавказцы должны были "напасть" на пограничные войска. В ответ гвардейцы полковника Церетели переходили в "контратаку" и доблестно забирали в плен красных. Меньшевики всегда любили театральные эффекты…
Для себя Серго выбрал другой путь — через занятое белоказачьими разъездами селение Базоркино в старинную крепость Шамиля Назрань. Вблизи полуобвалившихся крепостных стен, на высоких холмах Эрджкинеза ждали сотни всадников. Предстоял большой совет.
Серго слез с коня, прислонился спиной к старой липе — он не спал несколько ночей, давно не ел. Горцы не отрывали горящих глаз, молча спрашивали: "Друг, с чем приехал?" Орджоникидзе собрался с силами, рассказал всю горькую правду:
— Город сдан. Долины Северного Кавказа под властью белых генералов. Они торопятся в горы. Деникинский генерал Шатилов четвертый день расстреливает из пушек чеченский аул Гойты… Вы знаете, я вас никогда не обманывал. Поверьте, Советская власть вас не оставит в беде. Не далеко время, когда вам на помощь придет непобедимая армия революционной России.
После короткой паузы Орджоникидзе добавил:
– . Я останусь с вами в горах, сколько будет нужно!
— Вурро! Эрджкинез с нами! — закричали было — горцы. Тут же осеклись. К вершине холма бешено скакал молодой ингуш. Издали возвестил:
— Белая конница!
Сверкнули над головами обнаженные клинки.
Дрогнула земля от топота копыт. Горяча лошадей, горцы бросились навстречу белым. Серго вмиг оказался на коне. Понесся галопом. Шашки у него не было. Он выхватил маузер…
Вечером по пути в горы Асланбек Шерипов наклонился к Серго:
— Эрджкинез! Помнишь, в Грозном ты меня ругал, запретил мне скакать под пулеметным огнем? А сам?
Серго бросил поводья, обнял Асланбека:
— Я тоже человек!
Тиф и зима (деникинцы пока остановились у входа в ущелье Ассы, искали, кто бы за шесть миллионов "царских денег" доставил живым или мертвым чрезвычайного комиссара) слали новые испытания, как будто всего пережитого еще мало. В дальнем, в труднодоступном ауле Гули на руках у Серго умер Яков Бутырин. В другом ауле слег Филипп Махарадзе, в третьем пришлось оставить тяжело больного, потерявшего ногу Сашу Гегечкори.
Ничего не дали отчаянные попытки перевести через Хевсурский перевал Зину и сестру Камо Арусяк с трехмесячным ребенком. Понурив головы, вернулись и Дьяков с Калмыковым, потерпевшие неудачу у Кистинского перевала. В довершение лед и снег наглухо завалили тропы в Верхнюю Чечню, где должны были основать подпольный центр Николай Гикало и Асланбек Шерипов. Все вместе это очень походило на мышеловку.
Ночью Зина с Арусяк о чем-то долго шептались. Они решились на самое крайнее — сравнительно доступными горами пройти до грузинского селения Казбека, а там что бог даст… Надеялись, что крошечная дочь Арусяк умилостивит сердца пограничников. В первые минуты мужчины категорически отказались вести разговор на эту тему. Только напомнили, что жену Гегечкори, семьи Бутырина и нескольких других терских комиссаров полковник Церетели выдал белым.
Зина настаивала:
— Меня здесь никто не знает. У меня есть старый документ на имя учительницы Павлуцкой. Я пойду!
Арусяк плакала, вновь и вновь повторяла:
— Ради ребенка я обязана попробовать все… Женщин неожиданно поддержал хозяин сакли и неизменный спутник Серго во всех его скитаниях по Ингушетии и Чечне Хизир Орцханов:
— Осто-перла! [75] Какой умный марушка! — вскричал Хизир. — Эрджкинез, будем так делать. У одного старого муллы Джабагиев спрятал печать ингушского национального совета. Я мулле скажу, что Деника ищет эту печать. У кого найдет — повесит. Мулла ответит: "Сын мой, аллаху угодно, чтобы ты взял печать и берег свою голову". Мне придется согласиться. Мы напишем казенную бумагу — марушка Арусяк приезжала на свадьбу к родственникам Вассан-Гирея, сейчас домой хочет, надо пускать. Зина — маленькой марушки нянька.
75
Осто-перла! — возглас почтительного удивления (ингуш.).