Даже когда я не могу поучаствовать в дискуссиях, их все равно стоит послушать. Возможно, кофеин здорово влияет на мозговые клетки, но наши «пять клиентов» (как называет их Пол) — самые умные люди, которых я когда-либо встречала. При этом они же высказывают самые чудные идеи, которые я когда-либо слышала.

Похоже, пора их представить — и кстати, извините за фальшивые имена.

Тара всегда сидит на зеленом диване, возможно, из-за того, что он подходит под цвет ее глаз. Она блондинка сорока с чем-то лет, достаточно плотная, чтобы рядом с ней я казалась тощей, и у нее весьма изысканные манеры. Если бы она сбросила килограммов двадцать, она могла бы… нет, я не хочу заходить так далеко. Не желаю становиться в ряды круглолицых девиц, с прищуром изучающих других полных людей. В общем, у нее весьма привлекательный голос с шотландским акцентом, напоминающим мне о моей маме, вот только мама говорит, скорее, как Шрек. Тара носит с собой костыли, но редко когда ими пользуется. Она профессор морской биологии в творческом отпуске.

Серж — то есть Сергей — ближе к пятидесяти, чем к сорока. Он худ и выглядит выше, чем есть на самом деле, но при этом не кажется изможденным. Очень спокойный, лицо его уже покрылось небольшими морщинками от десятков вежливых улыбок. В волосах заметна седина, зато они не выпадают. Библиотекарь на пенсии — этот куда серьезнее, чем вы подумали, потому что на вывеске его библиотеки красовались слова «…Конгресса США».

Если говорить о лице, то профессор Джей — тот же Серж, только лет на десять моложе. Он ниже и не отличается таким безграничным спокойствием. Не думаю, что видела еще у кого-то такие же ярко-голубые глаза. Он почти отошел от дел, но только в своей преподавательской деятельности. Джей появляется еще и на сборищах «Львов». Из всех наших литературных гигантов он публикуется меньше всех, и его работы не имеют ничего общего с беллетристикой. Он пишет археологические труды.

Дасти — новенькая в нашем клубе, и я так и не выяснила, почему ей не нужно по утрам находиться где-то еще. Ей около тридцати, и я бы охарактеризовала ее как полуготку, хотя подозреваю, что многие уже успели забыть, что означает слово «гот» в смысле моды. В общем, черная подводка для глаз, черные волосы и черные ногти. Глаза темны настолько, что не видно зрачков, а на бровях столько туши, что и сами глаза не очень-то разглядишь. Однако в одежде она предпочитает яркие цвета и любит демонстрировать свои красивые загорелые ноги. Про таких людей Листательница говорит, что они «имеют на это право».

Наконец, вот и старый добрый доктор Эйбрахам. Шестьдесят, плюс-минус пять лет, достаточно высокий, чтобы быть профессиональным баскетболистом. У него курчавые седые волосы и настолько светлая кожа, что он может показаться европейцем. Из всех завсегдатаев он выдает больше всего слов в минуту — причем с солидным отрывом от остальных. Доктор наук по физике и информатике, самый ботанистый из всех «ботаников» — впрочем, его исследования приносят хорошую прибыль. Наукой он занимается, как правило, после полудня. Британец. Женат.

Если вам кажется, что я уделяю Эйбу больше внимания, чем остальным, то это потому, что он единственный завсегдатай, с которым я встречаюсь вне магазина. Он один из «Ладей», такой же, как и я, фанат шахмат, и мы с ним частенько устраиваем закрытые матчи. Он настолько хорош, что мне даже приходится немного попотеть, чтобы его одолеть. Надо сказать, что несколько раз он меня даже обыграл — когда я замечталась. Пока что это только три поражения из ста девяноста партий, так что можете сами судить, кто тут кого отпешит.

…Неплохо, а? «Отпешит» от слова «пешка». Или эта игра слов сложновата для восприятия?…

Пять месяцев назад Эйб бурно восторгался каким-то устройством, которое они изготовили в своей лаборатории. Иногда он называл его ДГГ, иногда «портативным детектором гравитационных гармоник». Целыми неделями он только и делал, что трещал об этом — и на утренних собраниях, и на наших вечерних матчах. Впрочем, если бы он говорил на языке урду [3] , я поняла бы из его слов ровно столько же. Он выдавал предельно ясные предложения, например: «ДГГ используют поляризацию микроволновых лучей для того, чтобы регулировать инферометр». Понимаете, о чем я? Наконец, я спросила его, для чего нужна эта штука. Он уставился на меня с изумлением, пораженный тем, что кто-то мог упустить столь очевидный факт. Потом фыркнул:

— Как?! Для того чтобы обнаруживать неуловимое — от искажений пространства-времени до волн де Бройля, создаваемых объектами, существенно более крупными.

В этот момент в его глазах появился блеск, которому позавидовал бы любой фанатик.

— Один прибор, Эми, объединяет в себе устройство для измерения гравитационных волн, существенно превосходящее LIGO [4] , и средства обнаружения колебаний, вернее — последствий колебаний, до недавнего времени считавшихся бесконечно малыми, слишком малыми, чтобы их рассматривали на практике!

Заканчивать такое странное предложение восклицательным знаком как-то нелепо, но этот восклицательный знак четко слышался в его голосе.

В общем, я так и не набралась смелости, чтобы попросить его перевести это на английский язык, но мне хватило нахальства спросить о практическом применении подобной штуки. Сперва он прочитал мне увлекательную лекцию о чисто научных исследованиях, после чего неохотно признался, что машинное время можно разбазаривать и на всякие глупости, не связанные с ее прямым назначением: на поиск находящихся под землей радиоактивных материалов или обнаружение приближающихся землетрясений путем измерения подземного давления. Потом он добавил, что ДГГ может даже обнаружить котенка, свалившегося в колодец, — по крайней мере до тех пор, пока зверек будет барахтаться в воде. Для того чтобы отделить вибрацию котенка от общей вибрации колодца, потребуется, конечно, анализ специфичных для котов колебаний.