— То, что вы держите в руках, не является человеком.

Не было никакого смысла приводить дальнейшие аргументы. Кивком она дала понять близнецам, что можно двигаться дальше. Когда она последовала за ними, мальчик еще крепче прижался к ее груди, он это сделал сразу после того, как перестал вырываться. Он доверял ей.

Выпрямившись, она шагала вниз по склону, к долине Каскаденов. Скоро они уже были среди виноградных лоз. Сендрин не смотрела назад, но слышала, что выкрики туземцев снова переросли в дикие споры. Затем шум стал слабее. Несмотря на всю свою ярость, они не решались поднять руку на белую. Пока не решались. Сендрин знала, что нажила себе за один раз десятки врагов. Не считая того, что с ней может случиться, если в долине действительно дело дойдет до восстания.

Мальчик-сан был очень маленьким и легким. Все же ее руки постепенно онемели, и незадолго до того, как они достигли наружной стены садов, она вынуждена была опустить его на землю. Какое-то мгновение она опасалась, что он сорвется с места и убежит, но ее опасения были напрасны. Безмолвно, безо всякого выражения на лице он бежал рядом с ней и держался за ее руку.

Оба сана на входе удивленно воззрились на них, когда заметили мальчика. Но, очевидно, они не знали, кто это был, и, подозрительно осмотрев его, утратили к нему всяческий интерес. «Хорошо, — ехидно подумала Сендрин, — скоро вы узнаете, кому позволили пройти».

Она отослала измученных девочек в их комнаты, чтобы они могли умыться и переодеться. Сама она в нерешительности осталась стоять перед домом. К кому ей обратиться? Тит находился, как обычно, в пути, а Мадлен, при всей своей любви к ближнему, не сможет понять, как она могла настроить против себя всю деревню, да к тому же в такие неспокойные времена. Разве не сказали близнецы, что такие казни случаются нередко? Мадлен не вмешивалась в это раньше, и сегодня она наверняка не изменила бы своего мнения.

Значит, оставался только Адриан. Сендрин побежала, держа маленького сана за руку, к конюшням, но там она узнала, что Адриан рано утром уехал верхом в Виндхук.

Чувство отчаяния и безнадежности охватило ее с новой силой. До сих пор она не осознавала того, что сделала, в полной мере. А сейчас под ударом судьбы сломались все внутренние барьеры, и в ее воображении возникли видения размахивающих оружием гереро, которые заживо сжигали ее вместе с ребенком. Она была предоставлена сама себе. Не было никого, кто мог бы дать ей совет.

Она пошла в сарай и успокаивающе заговорила с малышом, но лишь убедилась в том, что он не понимал ни слова из того, что она ему говорила. Впрочем, она, кажется, гораздо более нуждалась в утешении сама, нежели это требовалось ему. Мальчик выглядел безразличным, наверное, он был в шоке. Кто ему сейчас был нужен — так это врач или хотя бы кто-то, кто мог бы поговорить с ним о том, что случилось с его семьей.

Наконец она придумала, что нужно было делать. Сендрин приказала конюхам приготовить упряжку. Она взяла кучером сана, который, как она знала, мог носить оружие.

Вскоре после этого упряжка покатила к воротам. Сендрин замотала мальчика в одеяло и обняла его. Он все еще беспрекословно подчинялся ей.

Она не решалась посмотреть назад, из страха увидеть в одном из окон Мадлен. Но последствия ее решения были ей давно безразличны. Главное, чтобы она доставила ребенка в надежное место. Все другое уже очень давно находилось вне ее власти.

На небе собирались дождевые тучи. Боги приняли жертву сельских жителей.

Под серым покрывалом облаков Виндхук выглядел еще меньшим, чем обыкновенно, каким-то немного потерянным. Несмотря на мрачную погоду, очень хорошо просматривалась местность в северном направлении. Отдельные капли уже падали с неба, но дождь еще не начался.

За все время пребывания Сендрин на Юго-Западе до сих пор не выдалось ни одного дождливого дня. И пусть много раз она желала влаги и прохлады, как раз теперь она чувствовала настоятельную потребность в солнечном свете. Так сильно она уже привыкла к этой стране и яркому свету над ней. Потемневшее небо теперь еще более угнетающе действовало на ее настроение, чем это бывало когда-то дома, в Бремене. Ясный как стекло вид до самого горизонта, воздух, который, кажется, вибрировал от напряжения, и тусклые сумерки создавали впечатление полной заброшенности. Ее надежды заметно таяли.

Упряжка миновала ферму на краю Виндхука, повернула на одну из более широких улиц и проехала мимо белых колониальных строений. Сендрин попросила сана, чтобы он высадил ее на вокзале. Она не хотела, чтобы мужчина увидел, куда она пойдет с мальчиком.

Вскоре она и малыш уже двигались пешком. Она снова почувствовала, что за ней наблюдают со всех сторон, на этот раз для этого были все основания. Молодая белая женщина, которая держит за руку мальчика-сана, должна была, несомненно, обратить на себя внимание. Никто не окликал ее, но многие смотрели ей вслед, некоторые на улице, открыто, но большинство — скрываясь за припорошенными пылью стеклами.