– Потом ты потребуешь и примешь вознаграждение в пятьсот тысяч долларов, которое они обещали за мою по имку.

Она закрыла глаза и снова кивнула.

Дэгни, – медленно сказал он, – при их власти ты не сможешь служить своей системе ценностей. Рано или позд но, хотела ты этого или нет, входило это в твои планы или нет, они должны были довести тебя до такой точки, когда единственным, что ты сможешь сделать для меня, будет пойти против меня. Соберись с силами, сожми волю в кулак и сделай так, и тогда мы с тобой заработаем эти полчаса, а может быть, и будущее.

Я сделаю так, – твердо сказала она и добавила: – Если так случится, если они…

Так и будет. Не надо жалеть об этом. Я не жалею. Ты еще не видела, на что способны наши враги. Сейчас ты уви дишь их подлинное нутро. Если я должен быть статистом в этом представлении, которое убедит тебя, то я готов к этой роли, чтобы отвоевать тебя у них раз и навсегда. Ты не могла ждать дольше? О Дэгни! Я тоже не мог!

Он так обнимал ее, так целовал, что она чувствовала: каждое ее действие, все опасности, сомнения, даже ее предательство, если это можно назвать предательством с ее стороны, – все это не лишало ее права на это великое мгновение любви. Он видел борьбу на ее лице, видел, как упрекала она себя за свой приход. Она слышала его голос сквозь пряди волос, которые он целовал:

Не думай сейчас о них. Никогда не думай о боли и опасности дольше, чем нужно, чтобы сразиться с ними. Ты здесь. Это наше время и наша жизнь, а не их. Не внушай себе, что ты несчастна. Ведь ты счастлива.

Ценой твоей возможной гибели? – прошептала она.

Ты не погубишь меня. Но даже если и так. Ты ведь не думаешь, что это безразличие, правда? Разве безразличие оказалось сильнее тебя, разве равнодушие привело тебя сюда?

Я… – Но тут потому, что правда оказалась невыно симо жестока, она притянула его губы к своим и бросила прямо ему в лицо: – Мне было безразлично, останется ли кто-нибудь из нас в живых, лишь бы только увидеть тебя сейчас!

Я был бы разочарован, если бы ты не пришла.

Знаешь ли ты, что это такое – ждать, подавлять же лание, откладывать на день, потом еще, потом…

Он улыбнулся:

– Знаю ли я?

Она беспомощно уронила руки при мысли о прошедших десяти годах.

Когда я услышала твой голос по радио, – сказала она, – когда я услышала величайшее заявление, которое когда-либо… Нет, у меня нет права говорить, что я подума ла о нем.

Почему нет?

Ты думаешь, я с ним не согласна?

Ты будешь с ним согласна.

Ты говорил отсюда?

Нет, из долины.

А потом вернулся в Нью-Йорк?

На следующее утро.

И с тех пор оставался здесь?
– Да.

Ты слышал, как они взывали к тебе каждую ночь?

Конечно.

Она медленно обвела глазами комнату, переводя взгляд с городских башен за окном на деревянные балки потолка, потрескавшуюся штукатурку стен, железные спинки кровати.

Ты оставался здесь все это время, – сказала она. – Двенадцать лет ты прожил здесь в этих условиях.

Да, в этих условиях, – сказал он, распахнув дверь в конце комнаты.

У нее перехватило дыхание: там, за порогом, находилось просторное, залитое светом помещение без окон, одетое панцирем мягкого блестящего металла, словно небольшой бальный зал на борту подводной лодки, – это была самая современная, рационально организованная лаборатория, какую ей когда-либо доводилось видеть.

– Пройдем, – улыбаясь, предложил он. – Теперь мне не надо ничего скрывать от тебя.

Она будто пересекла границу в другой мир. Там чистым блеском светилось новейшее сложное оборудование, свисали переплетения проводов. На стене висела большая доска, испещренная математическими формулами, на длинных подставках в строгом порядке, соответственно своему назначению стояли многочисленные приборы. Какой контраст с провалившимися полами и осыпавшейся штукатуркой на подходе к этой мастерской разума, подумала Дэгни. Или – или; вот выбор, перед которым поставлен мир, – человеческая душа в двух столь различных ипостасях.

Ты хотела знать, где я работаю одиннадцать месяцев в году, – сказал он.

Все это, – спросила она, обводя рукой лаборато рию, – приобретено на зарплату, – она указала для срав нения и на жалкий чердак, – путевого рабочего?

Нет, конечно. На проценты, которые Мидас Мал– лиган выплачивает мне за электростанцию, защитный экран с локатором, радиопередатчик и кое-что еще в этом роде.

Но зачем тогда работать на путях?

Потому что средства, заработанные в долине, не должны быть потрачены вне ее.

Где ты достал оборудование?

Спроектировал сам, а изготовлено все в литейной Эн дрю Стоктона. – Он показал на неприметный предмет размером с радиоприемник, находившийся в углу комна ты: – Вот он, двигатель, которого ты так хотела. – Он весело рассмеялся, когда у нее перехватило дух от изумления и она рванулась вперед. – Нет смысла заниматься им сей час, ты ведь не собираешься передать его им.

Она не отрываясь смотрела на сверкающие металлические цилиндры, отливающие блеском пучки проводов и вспоминала проржавевший корпус, который, как памятная реликвия, хранился за стеклом в кладовой терминала.