(Я, со своей стороны, говорил, как указано в предыдущем протоколе, с Пенго, доверенным лицом Бриана.) Практическая деятельность организации выражалась в руководстве ячейками и группами, имеющимися в отдельных городах, например в Москве, Харькове, Минске и других. В Москве во главе группы стоял Любавский, в Харькове — Бузескул, в Минске — Пичета. В создании нелегальных и полулегальных кружков и объединений и руководстве ими, как, например, в Ленинграде — кружки молодых историков, «Новый Арзамас», кружок Лаппо-Данилевского, кружок Рождественского, кружок Дома ученых и другие.

Касаясь объединений, нужно упомянуть организацию «Воскресенье» (ликвидированную), связанную через своих руководителей Мейера и Половцеву с Платоновым, «Братство Серафима Саровского», связанное с Платоновым через Анциферова и Андреевского. В создании в интересах организации интеллигентских кадров посредством перечисленных кружков и объединений и изоляции посредством их молодежи от коммунистического влияния. Использование организованным порядком всех возможностей в борьбе с мероприятиями соввласти в области науки и техники с целью срыва восстановительного процесса страны. В интересах организации — информация заграничных центров со стороны отдельных членов организации об экономическом, политическом и военном состоянии СССР и всемерная подготовка к общей мобилизации антисоветских сил во время войны и интервенции.

Организация имела руководящий президиум из семи человек, куда зачислил и меня Платонов. Президиум состоял из следующих лиц: председатель Платонов, секретарь на правах члена президиума Измайлов, члены президиума Лихачев, Любавский (Москва), Бузескул (Харьков), Грушевский (Киев), Крачковский и я, Тарле. Членами организации были следующие лица: Андреев, Измайлов, Рождественский, Дружинин, Васенко, Егоров и другие, фамилии которых вспомню. Средства на работу организация, в лице Платонова, получала от Цейхлина. Размер получаемых сумм на работу организацией мне точно неизвестен, но знаю, что в них отчитывался сам Платонов.

Одновременно мне известно, что Платонов посылал регулярные отчеты о работе организации через Мерварта, Цейхлина в Германию, к Отто Гетчу и Шмидт-Отту. В отчетах преимущественно помещались сведения о росте монархических настроений среди интеллигенции, о работе в деревне, о работе среди молодежи, об организации ячеек, объединений и других форм работы организации и о вредительских действиях специалистов, работающих в интересах организации. Программная установка по церковному вопросу со стороны организации была: Собор и выборный Патриарх. Вся работа, проведенная с псевдонаучными целями в Эски-Кермене со стороны Платонова, была всецело в интересах германской военной разведки.

Это предприятие было искусно замаскировано необходимостью и большим научным интересом к ископаемым «готского города». Результаты, полученные от этого предприятия, с точки зрения научной равны нулю. Добавлю, что к членам организации принадлежал Карский, Жебелев С. А., Ляпунов, Сперанский, Богословский, Вернадский, Крылов, Щербатской, Романов, Шебунин, Петров, Коврайский, Раевский, Заозерский, Анциферов, Мария Платонова. Из числа белоэмигрантов входили Краевич, Ростовцев, Струве, Маклаков, генерал Лохвицкий, Нольде, Вернадский (Г.), Гессен, Изгоев, Васильев»{196}.

Отношения, которые сложились к этому времени у Е. В. Тарле с начальником Секретно-оперативного управления Ленинградского ОГПУ С. Г. Жупахиным, были вполне доверительными. «Уважаемый Сергей Георгиевич! — обращается к нему Е. В. Тарле 12 марта 1930 г. — Я желал бы дать дополнительные ответы на поставленные вопросы и вполне принимаю Вашу формулировку по первому вопросу. Сверх того, хотел бы дополнить одно из моих прежних показаний. Очень обяжете, если сегодня вызовите на допрос. Академик Е. В. Тарле»{197}.

Таким же доверительным является и заявление Е. В. Тарле С. Г. Жупахину от 7 апреля 1930 г. «… Идет уже третий месяц моего заключения, — пишет он здесь, — и я не буду говорить, как оно отражается на жестоко мучающей меня каменной болезни, вызывающей теперь гораздо более резкие явления, чем два месяца тому назад. И, помня Ваши слова, что ни одного лишнего дня Вы меня в заключении держать не будете, я, естественно, переживаю очень мучительно и больно новые и новые недели моего заключения.

Я нисколько не сомневаюсь, что после документа, врученного Вам последний раз, когда мы виделись (28 марта. — Б.В.) и Вас удовлетворившего, остается еще очень немногое, чтобы совсем устранить те препятствия, которые, по-видимому, стоят на пути к моему освобождению»{198}.

«Глубокоуважаемый Сергей Георгиевич, — читаем мы в другом заявлении Е. В. Тарле к С. Г. Жупахину. — С чувством, близким к отчаянию, я узнал, что Вы не хотите лично со мной говорить… Я твердо решил все сделать, чтобы вполне удовлетворить следствие»{199}.

Неловко и больно читать эти строки знаменитого ученого. Согласившись, что самое поразительное, так легко в обмен на свое гипотетическое освобождение на сознательный оговор своих учеников, коллег и друзей, Е. В. Тарле пошел, что называется, на сделку с дьяволом, и иначе как аморальным его поведение в ходе следствия назвать трудно.