Шрифт:
Привлеченные по делу академики в течение предварительного следствия содержались под стражей на особо льготных условиях. Все, за исключением Тарле, пользовались усиленным пайком, длительными прогулками, частыми передачами и личными свиданиями с родственниками.
Тарле был арестован 28/1–1930 г. и постановлением Коллегии ОПТУ от 8/VIII-1931 г. осужден на 5 лет ссылки в город Алма-Ату.
Следует отметить, что, находясь на свободе в Алма-Ате, Тарле неоднократно предлагал ПП ОГПУ в Казахстане свои услуги в качестве секретного осведомителя и систематически, по своей личной инициативе, давал ПП сведения о настроениях в среде научно-технической интеллигенции. Но его просьбы о принятии в число секретных осведомителей ПП ОГПУ Казахстана отклонены.
Заявление Тарле, в котором он отказывается от своих показаний, носит лживый характер и является очередным этапом в его недостойном поведении»{221}.
Поскольку из всех проходивших по «Академическому делу» Е. В. Тарле оказался единственным, кто уже после завершения следствия и вступления в силу приговора отказался от данных им ранее показаний, пытаясь объяснить эту странность в поведении ученого, Б. В. Ананьич, В. М. Панеях и А. Н. Цамутали видят в этом некий потаенный смысл, связывая его с непонятной, во всяком случае им, словоохотливостью Е. В. Тарле во время следствия. «Конечно, показания Е. В. Тарле, — пишут они, — отличаются нагромождением фантастических и нелепых подробностей о хранении «заговорщиками» оружия, разговорах в Париже с французскими политическими деятелями и русскими эмигрантами о планах интервенции и т. п., но возможно, — замечают они, — это был тактический прием со стороны Е. В. Тарле — намеренное оглупление сценария процесса, превращения его в вызывающий фарс, с тем чтобы при первой благоприятной возможности было бы проще отказаться от данных показаний»{222}.
Спору нет, при большом желании можно и так представить дело. Вот только убедительным это предположение не назовешь. И дело тут не в фантастических подробностях признательных показаний Е. В. Тарле, а в сознательном, можно сказать, оговоре им во имя обещанного ему следователями освобождения своих учеников, друзей и коллег. Какого-либо другого впечатления от знакомства с материалами дела Е. В. Тарле вынести, если смотреть на вещи непредвзято, нельзя.
В Алма-Ате Е. В. Тарле пришлось прожить целых 13 месяцев, пока в начале октября 1932 г. по телеграмме председателя политического Красного Креста Е. П. Пешковой он был срочно вызван в Москву. Здесь ему от имени Президиума ВЦИК СССР было объявлено о помиловании. Здесь же в Москве на приеме у наркома просвещения РСФСР А. С. Бубнова Е. В. Тарле наконец-то услышал долгожданные для него слова. «Такая силища, как Тарле, — якобы заявил тот, — должен с нами работать»{223}. Е. В. Тарле был счастлив.
В итоге уже в этом году Е. В. Тарле не только получил возможность вернуться в Ленинград, но и сумел еще добиться официального возвращения к научной и преподавательской деятельности в качестве профессора Ленинградского института истории, философии и лингвистики (ЛИФЛИ){224}. С 1 сентября 1934 г. Е. В. Тарле — профессор кафедры новой и новейшей истории только что образованного исторического факультета Ленинградского университета. Заведующим кафедрой и деканом факультета был уже известный нам Г. С. Зайдель. Трудно сказать, как бы сработался Е. В. Тарле со своим недругом, но того вскоре арестовали. Были репрессированы и большинство из хулителей С. Ф. Платонова и Е. В. Тарле. Расстреляли в 1937–1938 гг. и следователей, работавших с ними в 1930 г. Е. В. Тарле, таким образом, был вполне отомщен.
4. «ГОРДОСТЬ СОВЕТСКОЙ НАУКИ»: ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ И ТРУДЫ ИСТОРИКА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ 1930-Х — НАЧАЛА 1950-Х ГГ
Жизнь налаживалась. Свидетельством международного признания Е. В. Тарле стало приглашение его для чтения лекции в Сорбонну. В связи с этим Е. В. Тарле обратился (январь 1935 г.) к Председателю Совнаркома В. М. Молотову с просьбой о разрешении ему заграничной научной командировки. Однако нарком просвещения РСФСР А. С. Бубнов счел поездку Е. В. Тарле во Францию нецелесообразной, поскольку он, по его словам, «человек скользкий и политически притаившийся, хотя на словах он чуть ли не марксист»{225}.
В результате Е. В. Тарле не оставалось ничего другого, как сосредоточиться на работе над своим очередным научным трудом — монографией по истории социальной борьбы и массовых движений во Франции в годы революции («Жерминаль и Прериаль»), который и был в результате опубликован в 1937 г. Годом раньше (1936 г.) увидела свет еще одна работа ученого по истории Франции. Речь идет о его знаменитой книге «Наполеон»{226}.
Написание этой книги сыграло злую шутку над ученым. Работая над ней, Е. В. Тарле надеялся, таким образом, упрочить свое положение в глазах советской общественности. Однако результат получился прямо противоположным, и все едва не кончилось новым арестом ученого. Дело в том, что в качестве ответственного редактора книги значился опальный оппозиционер К. Б. Радек, что уже само по себе ставило ее вне закона.
10 июня 1937 г. в двух ведущих советских газетах — «Правде» и «Известиях» — появились разгромные рецензии на эту книгу за подписями А. Константинова («История и современность») и Дм. Кутузова («Против фальсификации истории»){227}. В них Е. В. Тарле прямо был назван «фальсификатором истории», а его книга — вражеской вылазкой. «За личиной объективного историка видны ослиные уши изолгавшегося контрреволюционного публициста, — писала «Правда», — практика у этого господина (Е. В. Тарле. — Б.В.) не отставала от теории: стоит лишь вспомнить, что в карикатурном «кабинете» Промпартии вредителя Рамзина, представшего перед советским судом в 1930 г., за ним был закреплен пост министра внутренних (иностранных. — Б.В.) дел. Книга о Наполеоне вышла под редакцией Радека, враг народа Бухарин усиленно популяризирует Тарле»{228}.
Новый арест ученого, казалось бы, был неминуем. Однако произошло настоящее чудо{229}. Уже на следующий день обе газеты вышли с редакционными опровержениями своих публикаций. «Профессор Е. В. Тарле, — писали теперь «Известия», — как известно, не марксист. Книга его «Наполеон» содержит немало существенных ошибок. Это, однако, не давало никаких оснований автору назвать проф. Е. В. Тарле фальсификатором истории и связать его имя с именем редактора его книги, врагом народа, троцкистского бандита Радека. Это тем более недопустимо, что книга проф. Е. В. Тарле о Наполеоне по сравнению с работами других буржуазных историков является, безусловно, одной из лучших»{230}.