Изо дня в день я вертелся в этой карусели, уходя из дома, когда все еще спали, а приходил, когда уже спали. Только молодость и здоровье позволяли это воспринимать не как тяжелую повинность, а как естественное, интересное, а, порой, захватывающее времяпрепровождение. Часто случалось, что будильник уже израсходует весь свой запас звона, а я не просыпаюсь. Только стук родителей в смежную стену служил импульсом для подъема.

И вот весь этот суматошный образ жизни внезапно изменился. Поручение Яковлева построить дублер АИР-6, предназначавшийся для спортивного общества «Динамо», в корне изменило мою жизненную позицию. Главным стало построить настоящий самолет, а все остальное было неважно.

Ведущий конструктор, если он достаточно опытен, является первым помощником главного конструктора. Он должен быть душой порученного ему самолета, мастером на все руки и оперативно решать все вопросы, возникающие на производстве. Должен-то, конечно, он должен, а если не может, что тогда? Если наш главный конструктор был молодым, то рабочих он предпочитал пожилых, квалифицированных и опытных. Работали они обычно вечерами, группами по два-пять человек и, как правило, за аккордную плату. Я же должен был всегда находиться при деле, в любое время дня и ночи, пока где-то что-то строилось. Учебу почти забросил. Планеризм – тем более. Ведь мне поручено такое важное дело! Яковлев был ровно требователен и хладнокровно, как котенка, тыкал носом, если замечал какой-либо промах. А их-то хватало. Рабочие же измывались над моей неопытностью и наивностью с изощренной выдумкой и разнообразием. Но что было делать? От мелких уколов страдало мое самолюбие, но оно пострадало бы еще больше, если бы пришлось отказаться от этой работы. Стиснув зубы, я сносил все насмешки и старался обратить в шутку все каверзы, понимая, что или я постигну их опыт, или провалюсь.

Вот подходит ко мне маститый медник Кузин и с невинным видом спрашивает, показывая на кронштейн элерона:

– Эта деталь годится?

Я ее верчу и так, и эдак, заглядываю в чертеж, промеряю размеры – как будто все правильно. Что сказать?

– А вы как думаете, Василий Иванович? У вас опыта больше.

– Да вот тут царапина есть, – невозмутимо говорит он.

«Ах ты, старый черт!», – думаю про себя, – «так бы сразу и сказал», а вслух говорю:

– Зачистите шкуркой, тогда пойдет.

Или слесарь кричит из-за верстака:

– Альма, Альма! (Это моя кличка, на собачий лад).

– Ну?

– Детали не подходят, – говорит он, показывая на лежащие на верстаке железки.

– Как так? – схватываю и тут же бросаю их, – они, оказывается, сильно нагреты.

– Ха-ха-ха!

Или еще. Приношу сварщику узел и шайбу.

– Нужно приварить.

– Держи.

Прикладываю шайбу на место и держу. Голой рукой. Сварщик спокойно зажигает горелку и начинает разогревать металл, будто не замечая моих пальцев. Я держу пока хватает сил, потом, выпустив деталь из рук, дую на пальцы.

– Что, горячо? – участливо, давясь смехом, спрашивает он, вместо того, чтобы предложить лежащие тут же пассатижи.

Разговоры с Яковлевым проходили так:

– Вы о плазах позаботились?

– Нет еще.

– Чего же вы ждете? Закажите Панкратову (это был начальник столярного цеха) плазы для сварки боковин фюзеляжа, а также плазы для склейки лонжеронов крыла, нервюр и для сборки крыльев, отдельно для правого и для левого.

Не успел я разобраться с плазами и дать на все необходимые эскизы, как слышу новый вопрос:

– Где же трубы? На следующей неделе явятся слесари, чем же они будут заниматься?

– На некоторые узлы из листовой стали мы с Барсуковым чертежи подготовили, а вот о трубах я еще не подумал.

Евнений Адлер возле строящегося дублера АИР-6, 1933 г.

– Напрасно. Вызывайте с аэродрома Салова, там ему пока нечего делать, он мигом достанет трубы, дайте ему только список.

– Будет сделано.

Когда трубы привезли, новый вопрос:

– Почему до сих пор не готов плаз боковины фюзеляжа?

– Он расчерчен.

– Это я видел, а бобышки-то не наклеены.

– А зачем они?

– Без них трубы начнут смещаться, их нужно зафиксировать между бобышками.

– Есть. Сегодня наклеим.

Когда работа по фюзеляжу, наконец, наладилась, пошли замечания по крылу.

– Почему конструкторы взялись расчерчивать сборочные плазы крыльев, а плазы лонжеронов отстали?

– Сегодня же изменим очередность работ.

– Правильно. Только нужно, чтобы конструкторы поработали и вечерком, чтобы уже завтра Панкратов смог поставить своих столяров на лонжероны. Это самая сложная работа и требует времени.

– Будет сделано.

Когда работа и по крыльям закипела, встал новый вопрос:

– Что-то я не вижу жизни вокруг хвостового опе рения. Где стабилизатор, киль, рули?

– У меня до них еще руки не дошли.

– А пора. Поговорите с Саловым, у него есть идеи.

Недоумевая, какие такие идеи могут быть у Салова насчет оперения, я все-таки обратился к нему с этим делом.

Колька Салов не только бойко работал руками, у него были еще вороватые бегающие глазки и, вероятно, еще быстрее мелькали в его голове недозволенные мысли. Попросту, он моментально подмечал, где что плохо лежит, а руки у него так и чесались что-нибудь стащить.