– Вот этой штукой убили человека и больше ничем! Он даже не прикасался к жертве, он только бесшумно кричал в эту трубу и все! А человека нет. И второй, который был за его спиной, сейчас на излечении. Так как же насчет инфразвука?

– То, что вы говорите, Иван Витальевич, просто удивительно. Преступник пойман?

– Еще бы.

– Мы должны исследовать его.

– Как?

– Запишем его голос, измерим частоту, построим гистограммы…

– Запишем, измерим, – передразнил Бурмистров. – На допросах он говорит обычным голосом. Более приятного человека трудно представить!

– Надо вывести его из себя. Вынудить кричать, беситься, рычать.

– Это мысль. – Генерал вновь сел за стол, постучал карандашом. Некоторое время в кабинете раздавался равномерный деревянный стук. – Заставим. Еще как заставим. Сегодня же установите аппаратуру в нашей камере.

– Лучше к нам, Иван Витальевич. У нас имеется специальная звукоизолированная комната, оснащенная всем необходимым. Все приборы выведены наружу. Это сложное оборудование, его лучше не перевозить.

– Хорошо. Но лишние уши мне не нужны. Сегодня ночью мы доставим арестованного в лабораторию. Будете только вы и я. И еще один наш сотрудник внутри комнаты.

После встречи с инженером Бурмистров вызвал Кима. Генерал не помнил ни имени, ни звания подчиненного, что, впрочем, не удивительно. Ким служил в конторе со времен ее основателя – Феликса Эдмундовича Дзержинского. Менялись руководители, название организации, исчезали отдельные сотрудники и целые отделы, а низкорослый бритоголовый Ким оставался на своем месте. Он сидел в подвале в неведомой комнатушке и редко появлялся на верхних этажах. Рабочее место его также находилось в подвале. Он был молчалив, угрюм и совсем не интересовался жизнью управления или карьерными перемещениями коллег. Скорее всего, он никого из них не узнал бы, встретив на улице.

Но Кима знали все.

Когда требовалось получить нужные показания от особо несговорчивых арестованных, обычно звучала команда:

– Отправьте его к Киму.

Второй раз, в отношении одного и того же подследственного, ее произносить не приходилось. После встречи с Кимом человек соглашался со всем, что требовал следователь.

Кореец Ким слыл особым специалистом по утонченным пыткам. Весь его арсенал помещался в плоский чемоданчик и больше походил на изысканные инструменты хирурга или часового мастера. Толстые и тонкие иглы, стальные гвозди, скальпели, тиски и щипцы были аккуратно разложены по специальным отделениям. Когда приводили очередного пациента, так мысленно именовал Ким арестанта, кореец неизменно облачался в белый халат, резиновые перчатки и большие очки, защищающие глаза от брызг артериальной крови. Пациента полностью раздевали, бросали на натянутую сетку, похожую на гамак, и крепко связывали. Огромные дырки в гамаке требовались для того, чтобы у Кима был доступ к любому участку тела пациента.

Вообще-то, перед революцией юного Кима принял к себе в помощники китаец-иглоукалыватель. Обслуживал он исключительно дворян и декадентствующих интеллигентов с вечной мигренью. Тогда Ким и получил нужные сведения о строении человеческого тела, нервных узлах, точках боли и удовольствия. Со временем эти знания очень помогли на службе в ЧК, куда он попал как арестант вместе со своим хозяином. На вопрос: зачем нужны эти иголки, молчаливый Ким вогнал их под ноготь учителю-китайцу, и тот быстро выложил чекистам тайник с "неправедно нажитым капиталом". Чекисты оценили преимущества тонкой иголки перед толстым кулаком, записали Кима в штат надзирателей и выдали пролетарский паек.

Ким с любовью относился к каждому пациенту и не желал ему лишнего зла. Перед тем как приступить к садистской экзекуции, он тщательно протирал инструменты спиртом, чтобы не занести инфекцию. Порой, после втыкания скальпеля в межпозвоночные диски, зажима яичек и вбивания гвоздей под ногти больших пальцев на ногах, он мог любовно колдовать с иголками над ухом пациента, чтобы облегчить бедняге приступ астмы. Если он делал надрезы, чтобы прижечь открытые нервные окончания, он не забывал скреплять их потом специальными скобками, заботясь о внешнем виде будущего шрама.

Ким мог бы своими иголочками оказывать медицинскую помощь коллегам. Но желающих что-то не находилось.

С годами от пронзительных криков пациентов у Кима чрезвычайно испортился слух. На качестве работы это отразилось только в лучшую сторону. Количество иголок возрастало, надрезы стали шире, а тиски зажимались туже, чтобы мастер все-таки мог слышать результат своей работы.

Эта легендарная личность и предстала вскоре перед Бурмистровым. Генерал крякнул в сжатый кулак, подошел поближе и, стараясь говорить отчетливо и громко, сообщил:

– Сегодня ночью будешь работать в лаборатории у наших инженеров.

На вопросительный взгляд Кима Иван Витальевич заверил:

– Место мы подготовим. Тебя туда отвезут.

Ким, не мигая, продолжал следить за генералом. Бурмистров оценил подтянутый вид весьма немолодого сотрудника и решил дать дополнительную инструкцию. Он многозначительно поднял вверх указательный палец.

– Это особый случай. Мне надо, чтобы человек кричал как можно больше. И кричал по-разному. Понимаешь?