– Три дня назад. После концерта. Я села в машину, а там – этот цветок.

– Ты раньше видела эти стихи?

– Слышала. Первые строчки. Миша начал их писать прямо на репетиции. А ночью его убили. Эта ужасная смерть, с разрезанным горлом. Ты помнишь, я рассказывала.

– Кто же их подбросил? Родственники погибшего?

Баровский покачал головой.

– Нет. У него осталась только тетка. Я обращался к ней. Она передала мне все его записи. Но это оказались старые стихи. Блокнот, который он в последнее время носил с собой, пропал.

– Мне надо срочно позвонить. – Генерал тяжело посмотрел на Баровского. – Вам придется покинуть помещение. Марина, быстро переодевайся, пора уезжать. – Генерал вытолкал растерянного композитора и отдал приказ двум офицерам, дежурящим у двери: – Не отлучаться ни под каким предлогом. И никого не впускать! Я сейчас вернусь.

Он прошел в кабинет директора концертного зала и набрал номер Трифонова. Представившись, генерал отчеканил слова командирским голосом:

– Подполковник, срочно поднимите дело об убийстве поэта, писавшего для Марины тексты песен.

– Товарищ генерал армии, что вас интересует?

– Был ли изъят блокнот со стихами с места преступления? В тот день убитый носил его с собой.

– Нет. Карманы поэта оказались пусты. Совершенно пусты.

– Может, он успел его выложить?

– Исключено. Мы установили, что погибший получил удар по голове при входе в квартиру. Ключи от двери валялись на полу.

– Значит, блокнот мог забрать убийца?

– Как и всё, что принес с собой поэт. В частности, магнитофонную ленту с записью репетиции вашей дочери. И сам магнитофон, кстати.

– Почему вы мне об этом раньше не доложили? – рявкнул Васильев.

– Виноват, товарищ генерала армии. Но, мы обязаны хранить тайну следствия.

– Убийца интересуется моей дочерью, слушает ее песни, следит за ней, а я узнаю об этом последним!

– Какая слежка? Что случилось?

– Страницу из этого блокнота три дня назад подбросили в машину моей дочери.

– Как это произошло? Есть свидетели?

– Я сам разберусь, – стиснув зубы, прохрипел генерал и положил трубку.

Однако опрос водителя ничего не дал. Один раз за время концерта он отходил от машины, в это время к ней мог подойти кто угодно. Водитель припомнил, что день был жарким, и цветок, скорее всего, подбросили в щель незакрытого заднего окна автомобиля.

Раздраженный генерал вез дочь домой. Вместе с ней он разместился на заднем сиденье. Охранников он отпустил.

– Всё! Без моего ведома из квартиры ни шагу!

– Папа, а как же репетиции?

– Концерты закончились, репетиции подождут.

– Я записываю пластинку.

– Сумасшедший маньяк устроил охоту за лучшими певицами. Ты хоть это понимаешь?!

– Папа, ты думаешь, что листок в машину подбросил убийца?

– Больше некому. Блокнот со стихами достался ему.

– А как же ноты? Кто сочинил музыку?

– Он и сочинил. Это способный мерзавец.

Марина затихла. На ее лице боролись страх и удивление.

– Тогда, он – гениальный композитор.

– Прежде всего, он – жестокий убийца. Про это не забывай.

Автомобиль въехал во двор добротного кирпичного дома и остановился у подъезда с высокой деревянной дверью. Генерал вышел первым. Убедившись, что рядом никого нет, позволил выйти дочери. В просторном холле их поприветствовал пожилой вахтер. Направляясь к лифту, генерал обратил внимание, что из почтового ящика его квартиры торчит согнутый пополам лист бумаги. Пальцы выдернули листок, руки небрежно развернули, глаза пробежались по тексту. Хмурое лицо генерала мгновенно побагровело. Он резко прижал дочь к стене, заслонив своим грузным телом, и выхватил пистолет. Толстая шея рывками поворачивалась в тесном воротнике, напряженный взгляд изучал темные углы подъезда.

– Папа, ты что? – возмутилась девушка, от неожиданности выронившая большой букет.

Толстые подошвы ботинок генерала сминали нежные бутоны. Успокоившись, он протянул лист из почтового ящика дочери.

– Взгляни.

– Стихи! И опять ноты. Откуда это?

– Он был здесь. И совсем недавно. – Алексей Васильев вернулся к будке вахтера. – Кто в последнее время заходил в подъезд?

– Жильцы, Алексей Михайлович. – Испуганный вахтер назвал фамилии двух соседей по подъезду.

– А еще?