9 августа 1941 года в Праге состоялось собрание, на котором помимо казаков-сепаратистов присутствовали представители украинской и белорусской диаспор. Зал, в котором проходило собрание, был декорирован немецким и казачьим флагами, портретами Гитлера и атаманов Кондратия Булавина и Игнатия Некрасова [140] .

В своей речи на этом собрании Глазков сообщил об уже возбужденном перед Гитлером ходатайстве о разрешении официального формирования Казачьего походного войска. Докладчик заявил также о «лжепатриотизме великих князей, царских послов Саблиных и других дряхлых превосходительств, вопиющих из далекого Лондона о поддержке „объединителя“ земель русских „батюшки“ Сталина». Для таких деятелей, к числу которых был отнесен и А.И. Деникин, Глазков изобрел новый термин — «белобольшевики». «Не забывайте, станичники, — продолжал вождь КНОД, — что русские люди ушли в эмиграцию из-за своего прошлого. Казаки же ушли в эмиграцию из-за своего будущего. А посему мы, казаки, не можем и не должны связывать свое будущее с русским прошлым!» Докладчик закончил свое выступление следующими словами: «Мы, казаки, приветствуем каждую бомбу и каждую гранату, которые летят на головы московских тиранов!.. Слава Богу, Москва горит! Хайль Гитлер! Слава Казачеству!» [141]

Самостийники считали Гитлера своим союзником и покровителем не только по причине его войны с Россией. В ноябре 1941 года издаваемый КНОД журнал «Казачий вестник» писал: «Мы идем с той современной Германией, национально-социалистические начала жизни которой так близки социальным началам нашей казачьей жизни» [142] .

Во второй половине августа 1941 года вожди самостийников работали над составлением официального письма на имя Гитлера. Это письмо должно было сопровождать подарок, о котором Харламов докладывал Евсикову: «В величину половины квадратного метра вышивается карта КАЗАКИИ; на казачью землю с запада входит немецкий солдат и поднимает руку для приветствия, его встречает казак с хлебом и солью. Получается прекрасный подарок-символ. Мы понимаем, что Вождь не нуждается в нашем подарке, но в нем нуждаемся мы» [143] .

1 сентября Евсиков и Харламов составили письмо в форме исторической справки. В нем говорилось о казаках, как об особом народе, «находившемся под рабством России в течение 180 лет до революции» и никогда не прекращавшем борьбы за свободу.

Спустя два месяца после начала войны между Германией и СССР Представительство донского атамана М.Н. Граббе в Болгарии, в лице председателя Д.Д. Нежевова и секретаря М.Я. Горбачева, сделало шаг к примирению с сепаратистами. 22 августа был составлен «проект информации», в котором говорилось о наличии трех течений среди эмигрантов бывшей «Русской империи»: русское национальное движение, стремящееся к созданию «Единой и Неделимой России»; украинское национальное движение, защищающее идею самостоятельного украинского государства; казачье национальное движение, защищающее идею самоопределения казачества.

«Каждый эмигрант, — говорилось в „проекте“, — должен зарегистрироваться в организации того движения, „которое всего ближе ему по уму и по сердцу“». «Каждый казак, зарегистрировавшийся в своей казачьей организации, этим самым не превращается: в „русского“, „самостийника“ или „единонеделимца“; его запись означает, что он хочет вернуться к себе на Родину, что он антикоммунист и что он готов к будущей восстановительной работе. Что касается того: КТО будет записавшимися командовать, то ими будет командовать ТОТ, кому это будет поручено Вождем Германского Рейха» [144] .

Несмотря на это, самостийники оставались врагами «единонеделимцев» до окончания войны. М.Н. Граббе, Е.И. Балабин и другие руководители постоянно получали письма из казачьих станиц о действиях сепаратистов и приносимом ими вреде [145] . Генералы по мере возможности боролись с влиянием самостийнических идей.

Итак, казачья эмиграция была далеко не однородной. «Единонеделимческое» направление возглавляли белые генералы, участвовавшие в Гражданской войне на первых или вторых ролях. Многие были атаманами казачьих войск, станиц и хуторов в зарубежье. Некоторые из них являлись руководителями структур РОВС — основной и крупнейшей белоэмигрантской организации. Самостийническое направление руководилось людьми низких воинских чинов, малоизвестных и с сомнительной репутацией. В отличие от «единонеделимцев» сепаратисты прямо и открыто заявили о себе как о противниках Российского государства. Идеям Гитлера и Розенберга объективно соответствовала позиция именно казаков-сепаратистов, однако реальное участие казаков в войне на стороне Германии будет позволено организовать казакам-«единонеделимцам».

Особым образом сложилась судьба казачьей эмиграции из азиатской России: представителей Астраханского, Оренбургского, Уральского, Сибирского, Семиреченского, Забайкальского, Енисейского, Уссурийского и Амурского казачьих войск. Центром дальневосточной эмиграции была Маньчжурия, где еще до революции проживало около 200 тысяч российского оседлого населения, связанного с эксплуатацией Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Крупнейшим городом Маньчжурии и соответственно центром российской эмиграции на Дальнем Востоке был Харбин — железнодорожный узел на КВЖД и порт на реке Сунгари.

Это было своего рода российское «государство в государстве», имевшее свои охранные войска, суд, средние и высшие учебные заведения, множество газет и журналов. Здесь были десятки православных церквей, четыре монастыря; действовала Русская духовная миссия в Китае [146] .

Несмотря на это, российские эмигранты в Китае испытывали большие сложности с адаптацией, чем в Европе. Китайские власти враждебно относились к вооруженным отрядам казаков, прибывшим в Китай после неудачи Белого движения на Дальнем Востоке России. Эмигранты сталкивались с недоброжелательным отношением и со стороны местного населения, которое воспринимало их как представителей бывшей великой державы, проводившей, вместе с Великобританией, Францией и США, колониальную политику в отношении Китая. Кроме того, эмигранты сталкивались с чуждой им культурной и религиозной средой.

Положение ухудшилось после установления советско-китайских дипломатических отношений в 1924 году. КВЖД поступала в совместное управление СССР и Китая. Начались массовые увольнения эмигрантов, обслуживавших дорогу. Советско-китайский вооруженный конфликт на КВЖД, произошедший в 1929 году, не облегчил положения эмигрантов, а лишь дестабилизировал ситуацию в регионе.

В 1931 году Маньчжурия была оккупирована Японией и превращена в марионеточное государство Маньчжоу-Го. Япония стремилась установить контроль над обширными территориями Дальнего Востока, в том числе входящими в состав СССР. Определенную роль в реализации этого плана японское руководство отводило российской эмиграции, и прежде всего казакам.